Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 32
Я чуть не заплакал. Я очень любил животных, раньше не мог бы себе и представить, что мне придется хоронить убитого мною же пушистого зайца, а теперь… Шерстка была заляпана кровью, свалялась и топорщилась, как иголки на еже. Останки длинноухого были еще теплые… Не могу поверить — я убил зайца.
Довольно быстро я выкопал небольшую ямку, опустил в нее шкуру вместе с головой и с длинными сизыми кишками (разило от них ужасно), засыпал могилку землей и положил сверху большой плоский камень.
— Заяц, прости нас за то, что мы тебя убили, у нас не было другого выхода, иначе мы умерли бы с голоду, — произнес я.
Я поднялся с колен и отошел еще на три метра от пещеры. Сюда отсветы костра уже не доставали, но я надеялся, что твари меня не заметят, тем более их время еще не наступило.
Здесь протекал небольшой ручеек. Я вымыл в нем руки от крови; вода, с приятным журчанием текущая в темноту, унесла кровь куда-то в камни.
Потом я умылся и попил.
Перед моим мысленным взором предстала шкура зайца с безвольно висящей головой. Меня передернуло.
— Все хорошо, все просто отлично, убитый заяц — это дурной сон, — внушал я себе.
Вдруг что-то шелохнулось в кустах. Треснула ветка. Света луны уже не хватало для того, чтобы рассмотреть источник звука. Впрочем, я и так знал, что это такое. Они пришли, пока что они в кустах, но скоро подберутся ближе.
Я вскочил на ноги, едва не свалившись в ручей, и побежал к пещере. Благо, отошел я недалеко.
— Закопал? — спросил Женька, подняв на меня свои зеленые глаза.
— Закопал…
— Тогда давай есть. — Он снял с двух рогатин «вертел» и положил зайца на жалкое подобие тарелок — несколько крупных виноградных листьев.
Я смотрел на поджаристую тушку, и неожиданно мне показалось, что грудь зайца поднялась, будто он глубоко вздохнул. Я помотал головой, отгоняя от себя видение.
Мы разломали зайца и принялись его жевать. Я старался не думать о том, что только что хоронил его шкуру, пытался не вспоминать и остекленевшие глаза, норовил побыстрее съесть мясо. Я даже не замечал вкуса.
— Смотри, сколько кровищи натекло, — сказал Женька, ткнув блестящим от жира пальцем в угол пещеры. — Но ничего, мы здесь ненадолго.
Я оглянулся и увидел лужу густой крови с матовым налетом. Из-за большого объема она еще не запеклась, но стала покрываться мутной пленкой.
— Надо было его в лесу разделывать, — проговорил я, проглатывая кусок, не жуя его.
— Ага, — Женька постучал пальцем по лбу. — Чтобы потом разделали нас?
Я промолчал.
Вскоре ужин закончился, и мы выбросили из пещеры кости, стараясь добросить их до кустов, чтобы эти твари хоть немного утолили голод и не тронули нас. Кости я не хоронил. Во-первых, уже было опасно выходить из пещеры, во-вторых, кости на время отвлекут тварей, пускай обгладывают их и смакуют, пусть подавятся и задохнутся.
— Ладно, давай спать, — зевнул Женя, злорадно мне напомнив: — Сегодня твоя очередь следить за костром.
— Я знаю, — усмехнулся я, наблюдая за довольным лицом друга. Конечно, он будет дрыхнуть всю ночь, а мне придется в это время охранять его покой и подбрасывать в костер дрова. Не дай бог потухнет! Мне даже страшно представить, что может случиться! Чем больше костер, тем лучше, тем дальше разносится жар, отпугивающий их. Самое главное, дожить до утра. Утро — некоторая гарантия того, что мы проживем еще один день. Эти существа боялись не только жара и света, но и, как я уже сказал, просто дня. Почему — не знаю.
Женька лег на вереск и укрылся пластом сухой травы. Он уже привык к подобному образу жизни, да и я тоже… Через несколько минут из-под травы послышалось сопение. Заснул.
А мне спать было нельзя.
Я уже сбился со счета, сколько дней мы старались вот так выжить. Три? Четыре? Или больше? Я не помнил.
Женька спал, а я то и дело подбрасывал в огонь хворост. Когда мои руки были свободны, я затыкал пальцами уши, чтобы не слышать эти жуткие звуки, раздающиеся за пределами пещеры. Если бы я вышел наружу, то увидел бы, что они облепили все вокруг, сидят один на другом, рычат, шуршат, из их пастей капают слюни; они очень хотели попасть в пещеру и разорвать нас на куски, но не могли этого сделать, потому что в пещере горел костер. Здесь было тепло, даже жарко, очень жарко, как в духовке. И светло. Воздух сухой, в горле и носу тоже все сухо, так сухо, что начинало жечь. Но это не проблема, это хорошо… Костер горел, освещал все вокруг, и это главное.
Женька по-прежнему сопел. Если бы не эти существа, обстановку можно было бы назвать романтичной: пещера, костер, потрескивают дрова, из пламени иногда вылетают искры. Мои брови и ресницы, должно быть, обгорели…
Мама с папой рассказывали, что время пионерии было чуть ли не самое лучшее в их жизни. Ночные костры, печеная картошка, сбор урожая, а просыпаться на рассвете под звуки горна! — в этом, говорили они, была своя неповторимая романтика, которая безвозвратно исчезла…
Но только вся разница в том, что на природе делать: в домиках ночевать, а утром под звуки горна просыпаться или сидеть в пещере, всю ночь слушая, как снаружи рычат существа, и трястись от страха…
Эта ночь прошла благополучно. Я не заснул, хотя несколько раз чуть не отключился, они ушли ни с чем до следующей ночи. Лужа крови за ночь засохла и теперь была похожа на коричневое зеркало. Зря мы вчера оставили лужу в пещере. Нужно было как-то от нее избавиться. Запах крови, должно быть, только раздразнил тварей.
Я, опасливо озираясь, вышел из пещеры и осмотрел землю. Заячьих костей не было. Съели, значит, наши объедки.
Над головой — ослепительно-голубое небо с редкими белыми облаками-перышками, природа только пробуждалась. Было свежо, спокойно и… страшно. На траве искрилась изумрудами роса.
— Владик, ты где? — Потягиваясь, Женька вышел из пещеры. — Я так хорошо отдохнул! Владик! Где ты? Все-таки у тебя очень неудобное имя… Тебе нужно срочно его сменить.
— Свое меняй, — посоветовал я, выходя из-за кустов. — Ты хорошо отдохнул, зато я не очень…
— Что случилось? — мгновенно побледнел мой друг.
— Ничего хорошего. Они всю ночь шуршали, квакали, скребли когтями по камням, я слышал их тяжелое дыхание, еще немного — и они забрались бы в пещеру, они сильно воняли. Ужас. Неужели ты ничего этого не чувствовал? От этих звуков и… запаха я чуть не сошел с ума. Женька, мне это уже надоело. — От злости я сломал палку об дерево. Удар отдался мне в руку, и рука затряслась, как от тока.
Женька подошел ко мне вплотную и шепнул на ухо:
— Поедим, собираем вещи и уходим, пока они прячутся.
Я кивнул.
Такую секретность мы соблюдали потому, что они были повсюду и могли нас услышать. Днем вероятность подслушивания была меньше, но все равно на всякий случай важные дела мы обсуждали только шепотом.
Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 32
