Оттого, что оборотень оказывается слишком близко, привлекая к себе жестко, уверенно.
— Моя, — хищно блеснули глаза.
— Господин Эренрайте…
— Эр-рен… — жаркое дыхание на коже. Угрожающее шипение.
Когти ласково царапают кожу на руке, вплескивая в кровь немаленькую дозу адреналина.
Я чувствую дрожь сильного тела рядом. Странную, нездоровую.
Да, он взбудоражен, да, желает, но…
Одной рукой меня просто поднимают и усаживают на сгиб локтя. Чуть не крякаю от неожиданности. Он ведь не гигант, не брутальный герой блокбастера, но… Кожа оборотня горячая. Он так и пышет жаром.
Пальцы, что поглаживают ногу у колена, неожиданно мягкие, чуткие, почти нежные.
Я задыхаюсь от этой необычной, пугающей ласки.
От того, как осторожно он укладывает меня на постель. Как нависает сверху, пожирая светящимся взглядом. Это какая-то магия. Да-да, точно она заставляет приподнять руку и очертить морщинку на чужом высоком лбу.
Это она заставляет провести по сомкнутым губам и тихо вскрикнуть, когда палец захватывают в плен. Он облизывает его, как карамельку, а потом прикусывает, тут же резко дуя на кожу.
Мурашки бегут табуном сдаваться, поганки. Ошпаривает меня до самого… до места, которое ищет приключения, короче говоря.
А этот гад ухмыляется — и тянется за вторым пальчиком. Нежненько так, загадочно-ласково.
Я смотрю, как загипнотизированная. Очарованная, забывшая, что ещё десять минут назад хотела любой ценой отстоять свою свободу. И тут раздается грохот. В потревоженной мной гардеробной, не иначе.
Оборотень вздрагивает — и отводит взгляд. И я прихожу в себя. В разодранной рубашке, с прозрачным пикантным лифом, через который проглядывает кое-что интересное, и…
Окатывает отвращение. К себе. К нему. К глупости всей этой ситуации.
В тот момент я совершила ошибку. Люди слишком мало знали об оборотнях. Я дернулась, уперлась ладонью в грудь, пытаясь оттолкнуть.
Зверь вскинулся. Зверь — не человек. Его лицо по-звериному исказилось, поплыло, на руках появились острые когти.
В глазах на миг отразилось что-то… ужас? Борьба? Мне даже бесполезно кричать! Никто не услышит!
Каким чудом вывернулась? Когти только едва заметно прочертили полоску на животе, даже кровь не выступила.
Неведомым образом я взвилась вверх, словно акробат, перелетая через голову застывшего мужчины на другой конец комнаты.
Скрипнула кровать. Зверь больше не играл. Ощерился, зарычал так, что все волоски на теле дружно вытянулись по струнке.
Я отшатнулась.
Запах — этот тошнотворный запах стал совсем невыносимым, и в этот момент, запоздало, я вспомнила, где именно уже ощущала подобный аромат. В химической лаборатории одной из крупнейших медицинских компаний Райлакса.
Так пах мейон, одна из наших последних разработок, смесь, которая сама по себе не была отравой, но если принять вместе с этим белым, безвкусным и бесцветным порошком алкоголь… пусть земля моему тупому коллеге, решившему напиться на работе, будет пухом.
Оборотень принял мейон? Но зачем? Я попятилась в дверной проем, отпрыгивая в соседнюю комнату. Мышцы сводило. Долго я не выдержу, несмотря на все часы, проведенные в спортзале.
Мейон… сыворотка, которая должна была облегчить ряд сложных операций в медкапсулах. Он воздействовал на нервные окончания человека. Оборотням его продать и не пытались, это же совершенно бессмысленно, мы слишком отличаемся…
Мне конец.
Но почему-то страха не было. Стало только как-то жарко, нестерпимо заломило суставы и зачесались кончики пальцев.
Оборотень шагнул вперед, и… прыгнул. Я почти увернулась, треклятыми труселями обожаемой подруги клянусь!
Под ноги попались сбитые с полки книги. Не пластиковые — обычные. Дорогущие, вероятно. Но несчастную меня и гневливенького зубастика такие мелочи не волновали. Бросок. Удар, как тараном. Спина горестно вопит от поцелуя с полом — он, знаете ли, хоть и покрыт ковром, но весьма жесткий.
Кусь?!
Его лицо близко. Совсем близко. Так, что я вижу каждую напряженную жилку, острющие — прощай мой пальчик — клыки, прижатые плотно к голове вытянувшиеся уши, весьма пикантно и почти мило покрытые пушком.
Ноздри раздуваются — и вдруг недомохнатый клыкастый утыкается мне в шею, продолжая жадно и часто дышать.
Кончики пальцев на руках взрываются болью.
Я вскрикиваю, рефлекторно сжимаю что-то ладонью — и со всей дури опускаю её на голову оборотня.
Раздается тихий хрип — и огромное тело на мне безвольно обмякает, заставляя внутренне похолодеть.
Из моих пальцев вываливается какой-то каменный бюст. Крови на нем, кажется, нет, но от этого не легче.
Мать моя неизвестная, только б не убила! Разорвут!
Я уже почти готовлю оправдательную речь, когда… эта бессовестная туша начинает храпеть. Ну ладно, тихо посапывать. Он спит! Спит, пока я тут схожу с ума и пытаюсь сбежать от его хищных инстинктов!
Пальцы мелко дрожат. Я не сразу понимаю, что с ними что-то немного не так. Например, острые когти, что медленно, буквально на глазах исчезают в подушечках пальцев. Померещилось. Перенервничала.
Вопрос лишь в одном? Что произошло — и как это все теперь разрулить, не лишившись головы?
Глава 7. Волки во сне и наяву.
Спустя час, картина, увы, не изменилась. Мохнатый меня не выпускал. Шипел во сне, рычал, норовил ошерститься — но не отпускал. З-зараз-за. Я уже перестала вздрагивать и бояться. Его сиятельство всего лишь изволил отдыхать. Ну обнял, как любимую игрушку, ногами и руками, ну мелькали в шевелюре волчьи уши, то и дело становясь торчком.
Ну пытался вылизать пару раз мое лицо горячим шершавым языком. Мда. Действительно, мелочи жизни.
Честно признаю, в какой-то момент мне все это настолько надоело, что я просто… уснула. Да-да. Сказались и нервы, и усталость, и сытная еда днем, и стресс. Оборотень был горячий, как батарея, и тихо тарахтел во сне, словно кот, а не волк.
В общем, странно это или нет — но спала крепко. И всю ночь вокруг меня кружил огромный белый волк с серебристыми умными глазами.
И столько в них было странной, дикой мольбы и ярости, что было невольно не по себе.
Лишь под утро этот странный сон сменился другим… но каким!
Знакомый клуб, куда я частенько захаживала в юности, лет эдак в семнадцать. Бьющая по ушам музыка, весьма сомнительного качества напитки, мутные типы, яркие отсветы ламп.
И я… почему-то сейчас извивающаяся у шеста. Я никогда в жизни не умела так танцевать. Гибко, чувственно, не пошло, но… словно призывая одним только взглядом. Воспламеняя того, кто сидел в зале. Вечер скрадывал его черты, свет маголамп производства хафльгаров на него не попадал. Но я всей кожей чувствовала чужой взгляд. Собственнический, жесткий, хищный. До наглых мурашей притягательный.
