– С миссис Драм не так-то легко ладить, – призналась она.
– Я так и понял. Зачем же вы ее держите?
– О… мы к ней привыкли, – уклончиво ответила Сара. – К тому же Майкл так быстро растет… Скоро он вообще сможет обходиться без няни.
Она подошла к столу, стоявшему в холле, и позвонила в колокольчик. Когда появилась служанка с подносом, Сара повернулась к Алексу и со словами «Прошу вас» прошла впереди него обратно по обшитому дубовыми панелями коридору в гостиную.
После осмотра дома голубая гостиная показалась Алексу почти что скромной, во всяком случае, не столь кричаще безвкусной, как другие комнаты, и он предположил что именно по этой причине миссис Кокрейн предпочитает принимать в ней визитеров.
– Не могу понять, почему задерживается Бен, – повторила она с извиняющейся улыбкой, разливая чай по чашкам из тонкого, как бумага, полупрозрачного фарфора.
Очевидно, подумал Алекс, женщина должна непременно родиться в Англии, чтобы природа наградила ее способностью столь царственным и в то же время непринужденным жестом передавать гостю чайную чашку. Научиться этому невозможно.
Он поддерживал с хозяйкой ни к чему не обязывающий светский разговор, а мысли его тем временем следовали хорошо знакомой, давно протоптанной дорожкой. Так бывало всякий раз, когда ему встречалась красивая женщина. Не приударить ли за ней? Он привычно взвешивал в уме все «за» и «против», оценивая возможность уложить ее в постель и те препятствия, которые могли бы возникнуть на пути к цели.
Легко ли будет склонить к любовному роману Сару Кокрейн? Ее неудачное замужество можно было считать скорее преимуществом, а не преградой. И хотя она по-прежнему вела себя с ним очень сдержанно, опыт подсказывал Алексу, что нет на свете ничего более обманчивого, чем внешняя холодность женщины. Если уж она решится на отчаянный поступок, ничто ее не остановит.
Однако он и не рассчитывал на легкую победу. Во-первых, она была добра. Искренняя доброта просвечивала в ее мягкой манере расспрашивать его о делах и о нем самом, в том, как она обращалась с сыном. При подобных обстоятельствах Алексу было нелегко (не сказать, чтобы совсем невозможно, но гораздо труднее, чем обычно) решиться на хладнокровное обольщение.
Взять, к примеру, Констанцию. У нее в характере было немало хороших черт, но сочувствие к окружающим в их число, безусловно, не входило. А миссис Кокрейн обладала еще одним качеством, для которого Алекс не мог подобрать подходящее название. Может быть, благородство чувств? Ему не хотелось называть это порядочностью, что разрушала бы все его планы на корню, но – как ни называй – все равно это уменьшало шансы на успех.
По крайней мере, решил Алекс, действовать надо не спеша. И как можно более осмотрительно, потому что до сих пор он ни разу не нарушал строгого правила, предписанного самому себе, – держаться подальше от жен заказчиков. Ему всегда казалось, что награда не стоит затраченных усилий и не оправдывает риска. Но это было так до сегодняшнего дня. Что само по себе казалось странным, так как наибольшую выгоду он мог бы получить, удовлетворив амбиции Бена Кокрейна.
Майкл бегом ворвался в комнату, словно все еще мчался на роликовых коньках. Тихий упрек из уст матери в мгновение ока превратил его в безупречного маленького джентльмена. Влажные светлые волосы все еще хранили следы гребешка: он явно постарался привести себя в порядок ради гостя и предстать в наилучшем виде. Мальчик вежливо уселся рядом с Алексом на диване и принялся уплетать тонкие, как папиросная бумага, бутерброды, печенье с корицей и бисквитные пирожные, запивая все это горячим шоколадом.
Обычно Алекс не находил общего языка с детьми, но к Майклу сразу же проникся теплым чувством. Поначалу он собирался очаровать Майкла, чтобы завоевать расположение его матери, но кончилось тем, что очарованным оказался он сам. Он не мог бы с уверенностью сказать, чем его так покорил этот маленький мальчик: то ли своим умением держаться, то ли мгновенными переходами от серьезности к детской непосредственности и обратно. Во всяком случае, Майкл изо всех сил старался вести себя хорошо и мужественно поддерживал «взрослый» разговор. Он с лестным почтением встретил известие о том, что Алекс архитектор, а когда узнал, что чертежи «папочкиного нового дома» находятся в загадочной картонной трубке, стал умолять, чтобы ему позволили их посмотреть.
– Вы вовсе не обязаны… – запротестовала Сара, когда Алекс согласился.
Он заверил ее, что для него это не составляет труда, а сам внутренне поразился тому, насколько ее безразличие не вяжется с живейшим интересом, проявленным ее сыном к дому, в котором им обоим в скором времени предстояло жить.
Открыв футляр, Алекс расстелил чертежи на середине широкого дивана и придавил края подушками. Майкл долго разглядывал их молча. Наконец, почувствовав, что надо что-то сказать, и он произнес «Очень мило» таким фальшивым, по-взрослому вежливым тоном, что Алекс с трудом сдержал улыбку. Чертежи явно разочаровали Майкла. Самыми простыми словами Алекс попытался объяснить мальчику, что означают все эти аккуратные линии на плане.
Сара встала со своего места. Объяснения мистера Макуэйда наконец-то пробудили в ней любопытство: ей захотелось взглянуть на его работу. Поначалу она ощутила то же разочарование, что и Майкл: эти наброски лишь в самой отдаленной степени напоминали дом и куда больше походили на какую-то паутину или клубок проволоки со стрелками и цифрами, разбросанными тут и там в полном беспорядке. Но ее точка зрения изменилась, когда он объяснил, что это вид сверху, это – сбоку, а это – поперечный разрез.
– Почему бы вам просто не нарисовать дом? – спросил Майкл.
Его застенчивость исчезла, он вел себя совершенно естественно.
– Но я так и сделал! – стоял на своем Алекс. – Для всех тех людей, что будут работать над этим домом, нужны именно такие чертежи.
– Но как же выглядит дом?
Алекс нахмурился, обдумывая ответ. Потом он решительно перевернул верхний лист, вытащил из внутреннего кармана карандаш и начал рисовать. Майкл опустился на колени, положил скрещенные руки на край дивана, оперся на них подбородком и застыл в напряженном ожидании.
Сара присела на валик дивана и стала рассматривать гостя, увлеченно рисующего на листе ватмана. Каштановые волосы упали ему на лоб, движения руки были уверенными и легкими.
При первой встрече она сочла его красивым мужчиной, но он ей не понравился. Зато сегодня она изменила свое мнение. Разумеется, потому что он по-доброму отнесся к Майклу. Нет, не только поэтому. Осмотрев дом, он наверняка ужаснулся, но не выдал своего отношения ни единым намеком. Даже бровью не повел.
Сара чувствовала, что он гордится своей работой и хорошо разбирается в своем деле. Значит, ему потребовалось немалое самообладание, чтобы – щадя ее чувства по доброте душевной – сдержать свое профессиональное возмущение и сделать вид, что безобразный особняк не кажется ему отвратительным.
Кроме того, ей понравились его манеры. Он держался естественно и непринужденно, легко поддерживал разговор. Сара охотно верила, что женщины находят его неотразимым: в этом она была с ними совершенно согласна. Мистер Макуэйд произвел на нее впечатление, но это не слишком волновало Сару. Такое с ней бывало очень редко, но иногда все-таки случалось: ей уже и раньше доводилось сталкиваться с мужчинами, каждый из которых чем-то ее привлекал и при других обстоятельствах («в другой жизни», как она говорила) мог бы стать ей близок.
