class="p1">— Мало ли что интересно. Все будешь знать, скоро состаришься.
— Это действительно… старость не радость… Ух, дымище.
— Ветер отшибает…
Однако дрова затрещали, и печурка загудела.
— Правильно, мамаша… Теперь чайничек… Да сковородочку оладышек напечь.
— Еще что…
— А как же, после трудового дня…
— Правильно тебя прозвали: Рвач… Со всего норовишь свое удовольствие сорвать…
— Ну, а иначе какой смысл жить на свете… Вы, мамаша, если рассудить, тоже рвачиха…
— Ну уж я.
— А как же… Дела же у вас идут вертиколепно.
— Не очень-то… А главное страшно… прознали многие… Боюсь, не обыскали бы…
— Да… Вам, мамаша, надлежит по Лубянке почаще прогуливаться… для привычки.
— А ну тебя… Типун тебе на язык… Дурень.
— Мамаша! К чему же такие слова!
В дверь постучали.
— Кто там?
— Варвару Петровну можно видеть?
— Можно.
В комнату вошел худой человечек в дрянной шубенке, в шапке и в сапожках из зеленого бобрика.
Он подозрительно поглядел на Рвача, но тот ухмыльнулся:
— Я свойский.
— Рафинаду можно? Фунтиков пять!
Варвара Петровна покосилась на Рвача.
— Можно… только… вы оба выйдите… Мне тут при вас шарить неудобно.
— Ох, шалавая мамаша.
— Что ж, выйти можно.
Они вышли за дверь и стояли молча в темном коридоре, прислушиваясь к глухой возне, происходившей в комнате.
— Ну, скоро, что ли?
— Идите…
Варвара Петровна держала в руках мешочек с сахаром…
— А сколько стоит?
— Две тысячи!.. Дешевле, чем на рынке!
Человек грустно вынул деньги.
— Ох, скоро, видно, помирать.
— Поживем еще! Покуда мамаша существует, не помрем!
— Да… а денег где взять?
— Вот это, конечно, другой вопрос.
— Сахар свесили на безмене, и человек ушел, вздыхая.
— Я бы и без сахара прожил, да вот жена…
— Конечно, дамы сладкое обожают…
Дверь затворилась.
Рвач подмигнул.
— Клиентура.
— Да, он у меня кое-что покупает…
— Эх, мамаша, не делом вы занимаетесь.
— А что?
— Да так, при ваших способностях нешто это дело. Одно баловство на продовольственной почве.
— Почему же баловство.
— А потому что не портативный продукт. Ну, вы только рассудите: например, эти ваши подушки… Да что подушки. Я ведь знаю… в кивоте мыло держите… в комоде пшено… а вот это уж всего хитрее.
Он подошел к графину с водой.
Варвара Петровна слегка побледнела.
Рвач вынул из графина пробку и понюхал.
— Чистейшие градусы… Вот за это не похвалят..
Он чуточку отхлебнул.
— Мда… крепкий чорт… Ох, расстреляют вас, мамаша. Вот разве что не догадаются… Больно открыто стоит. Ох, и хитрая вы, мамаша…
Он отхлебнул еще немножко и добавил.
— А только это все баловство… В случае обыска вам действительно полная крышка.
— Ну, а чем же торговать?..
— А вот чем.
Он протянул ей свою ладонь.
На ней сверкал крупный брильянт, должно быть, очень дорогой. Откуда он его вынул, неизвестно. Казалось, все время держал зажатым в руке.
— Видала? Сто тысяч… Раз, два три…
Рвач покрутил рукой.
Брильянт исчез.
— Ловко? Могу, как фокусник, деньги зарабатывать.
Он покрутил еще раз рукой — брильянт появился, покрутил еще — брильянт исчез.
У Варвары Петровны разгорелись глаза.
— Неужели сто тысяч?
— В аккурат. Восемьдесят владельцу, двадцать себе… Это вот дело.
— А откуда их достать?
Рвач вдруг стал серьезен.
— Если хотите, мамаша, в самом деле этим заняться, так я вас могу к себе в компаньоны.
Рвач чуточку отхлебнул.
Он понизил голос.
— Нашел я одного человечка… Дворянин такой бывший, аристократ, одним словом, полнейший… а теперь бедствует. Знакомство у него — все княгини да графини и также, конечно, по нынешним временам все голодные. А брошек этих самых, сережек, ожерелий у них тьма тьмущая. Их-то, конечно, бриллианты-то, не угрызешь… деньги нужны для продуктов… Ну они и продают… через моего знакомого человечка… Стало быть, источник-то у меня есть верный… А вот насчет сбыта туго… Денежных людей знаю мало.
— Таких-то и я не знаю…
— Теперь, мамаша, самые богатые люди, конечно, огородники… а у вас под Каширой…
Варвара Петровна усмехнулась.
— А ведь правда… Только ведь он сюда не ездит. К нему надо ехать.
— Ну а что ж… Зашили в юбку, да и айда… Только уж, конечно, мешков с собой никаких не брать.
— Конечно…
— Он ведь богатый, знакомый-то ваш?..
— У-у! Страшные деньги! Куда девать, не знает… Деньги-то ведь все падают.
— Вот самое и дело… Этот светляк я уж имею куда продать. А будет у меня на этих днях целая брошка тысяч на триста… вот ежели бы ее…
— На триста тысяч?
— А что? Думаешь, не осилит?
— Конечно, осилит… У него и на миллион пороху хватит.
— Ох, золотой человек… Так вот, мамаша, тысяч по пятнадцати заработаем… А продукты эти, мой совет, поскорей ликвидируйте… Опасный номер.
По улице в это время прогудел автомобиль и вдруг резко остановился чуть не под самым окном.
Оба поглядели друг на друга.
Резкий звонок.
Оба вздрогнули.
В коридоре послышалась какая-то возня.
— Здесь живет гражданка Глухова Варвара Петровна?
Голос был твердый, решительный.
От этого голоса захолонуло сердце, и спекулянты с ужасом пробормотали: «обыск!»
— Вот здесь она живет, — сказал кто-то в коридоре.
В дверь сухо и отчетливо постучали.
— В… во… войдите…
Вошел военный с револьвером у пояса и в остроконечном шлеме.
Такие вот как-раз Варваре Петровне иногда по ночам снились. Она побледнела и затряслась.
Во сне такой военный обычно прямо подходил к подушкам, тыкал в них пальцем и говорил:
— Ага! Мучицей промышляете?.. Тэк! Тэк!
И затем (во сне) медленно начинал расстегивать кобуру револьвера.
Раскрыв рот и вытаращив глаза, Варвара Петровна неподвижно смотрела на вошедшего.
Но, к ее удивлению, он обернулся и ввел в комнату двоих детей — девочку лет тринадцати и совсем маленького мальчика.
— Вот, — сказал он, улыбаясь, — получите. Можете не расписываться!
А девочка, видя недоумение на лице хозяйки, покраснев, проговорила:
— Я — ваша племянница Катя, а вот это Петя.
VIII. О ТОМ, КАК КАТЯ НАШЛА СВОЮ ТЕТУШКУ
КАТЯ была очень удивлена, узнав в товарище Карасеве таинственного монаха. Она даже сначала было испугалась, но тот засмеялся.
— Ты меня не бойся, — сказал он, — я не страшный. Мне нужно было там у них побродить да кое-что поразведать. После один хуторянин меня выдал… Не знаю, со злости ли выдал или просто так разболтал, но только стали белые за мною охотиться. Травили меня как кабана, и если бы я у вас тогда в сенях не притаился, давно бы теперь болтался где-нибудь на суку. А ты в общем храбрая девчонка…
Затем он спросил Петю.
— Ну, а ты, кавалер, никому про меня
