Повезло там, откуда не ждали. Одному из торгашей всякой всячиной, то есть, вероятнее всего, старьевщику, на глаза попался мой перочинный ножик. Видя, как они алчно блеснули, я понял, что все будет хорошо.
— Ну, что тут у нас есть… — Показательно бубнел я, нет-нет, да задевая рукой красный швейцарский ножик с характерным крестом на боку. — Что тут у нас есть.
Понервировав торговца, я все же ухватился за вещицу и продемонстрировал старьевщику желаемое.
Когда он понял, что это не просто красивая вещь из неизвестного металла и красного материала, но нож, шило и еще десяток приспособлений непонятного назначения, мы перешли в стадию горячих торгов.
Чтобы выдержать напор мужичка, мне пришлось вспомнить все, что я когда-либо знал и слышал об одесситах.
Старьевщик терял интерес к ножу, я же демонстрировал блеск лезвия и его остроту. Когда он предлагал мне пять серебряных за диковинку, уже я делал вид, что не больно и надо, и порывался спрятать ножик в карман. Пару раз, после оскорбительно низких предложений в размере шести и семи серебряных, я предлагал прогуляться до ближайшего кузнеца, чтобы тот оценил металл, качество исполнения и полировки.
В этот момент старьевщик бледнел и начинал хватать ртом воздух, потому что кузнец мог оценить ножик в пару золотых хотя бы просто из вредности. Кстати, не нес я его кузнецу по причине того, что он мог попытаться его протестировать, как тут было принято с клинками, и банально испортить.
— Уважаемый! Вы только посмотрите, как играет солнце на этой прекрасной поверхности из красного камня! — Воскликнул я и подставил глянцевый пластик под лучи солнца.
Ножик был почти новый, я его как купил и забросил в кармашек рюкзака, так больше и не доставал. Так что боковые накладки были абсолютно гладкими и выглядели, как новенькие.
— Да такой прелестный ножик можно подарить любой знатной даме или даже в качестве дорогой игрушки одному из младших детей барона! — Продолжал я изображать из себя коренного одессита.
В какой-то момент старьевщик дрогнул, и мне удалось выбить из него четырнадцать серебряных и еще десятку медяков — почти втрое больше, чем он предлагал изначально. Плюс сверху, в последний момент, за такую выгодную для торговца сделку я попросил «в подарок» старый нож в видавших виды, потрепанных кожаных ножнах. На эту мою просьбу торговец уже только махнул рукой, мол, бери, так что кроме монет, в мои руки перекочевал еще и нож.
Наконец-то ударили по рукам.
— Ну что, мы при деньгах, — довольно я оскалился своим спутникам, похлопав по карману, в котором приятно зазвенели монеты, — пойдемте искать постоялый двор какой.
Уже выйдя с рыночной площади, я перегрузил большую часть серебра в рюкзак, оставив в кармане пару белых монет и мелочь. Туда же отправился и нож, все равно закрепить ножны на поясе мне было пока нечем.
Я предложил Лу выступить нашим казначеем, здраво рассудив, что обобрать девушку, вооруженную мечом, а тем более богиню, будет в разы сложнее, чем городского жителя нашего мира. Однако, к моему удивлению, Лу от этой роли отказалась, свалив всю ответственность за кассу группы на меня. От услуг Илия я, по очевидным причинам, отказался: по бегающим глазам жреца было сразу понятно, что он бы с радостью мои денежки пристроил на вино и пиво.
Постоялый двор нашли достаточно быстро. Встретил нас темный общий зал с затоптанным грязным полом и хмурый усатый мужик за стойкой. Видимо, владелец. На мой вопрос о комнате и еде ответил быстро: коморка на одного — половина медью, на троих — по трешке с носа, то есть целый серебряный. Переночевать на сеновале — пять медных с человека. Одна порция горячей похлебки без мяса и кусок лепешки — три медных, с парой маленьких кусочков мяса — пять. Каша еще три медяка, пиво по два, а кувшин молодого вина — медная половина. Было и хорошее вино, по два серебряных за кувшин, но о нем, понятное дело, я даже не думал.
Я быстро считал в уме. Так, даже если заселиться в одну комнату, то получается серебряный в день. Плюс два раза в день еда, утром — похлебка на мясе и каша, а вечером — просто каша, да по кружке пива на каждый прием пищи. Это получается еще по медной половине на человека, то есть полтора серебряных в сутки. Итого выходит, при довольно скудном питании, ведь надежды на большие порции не было, с проживанием и столом выходит две с половиной серебряные монеты в день.
Я только в уме присвистнул. Казалось бы, так удачно проданный старьевщику швейцарский мультитул, который принес мне почти половину золотого и другой нож, позволит протянуть нам на этом постоялом дворе буквально пять-шесть дней. Я ожидал более низкие цены, учитывая, что за пару медяков в деревне, по дороге сюда, Илий прикупил нормальных таких овощей, из которых, с добавлением моей солонины, мы дважды варили полный котелок супа на троих.
Видя мою растерянность и готовность выложить пару серебра за ближайший день проживания, старый жрец внезапно схватил меня за руку и немного оттащил в сторону.
— Антон, слушай сюда, ты что делать собрался? — Прямо спросил меня старик, глядя мне в глаза. — Полтора серебра слишком много, по миру пойдем.
Когда речь зашла об экономии финансов, дед преобразился. Во взгляде уверенность, плечи выпрямил, смотрит прямо. Боец, орел и комсомолец, нечего сказать.
— Э-э-э… — Только и протянул я в ответ, демонстративно почесывая затылок, — а есть варианты?
— Конечно есть, — кивнул мне жрец, — бери нашей госпоже комнату за половину и столование один раз в день, вечером, просто похлебка. Воды тебе и так дадут. А сами будем на сеновале ночевать, в конюшне. Это выйдет…
Я не дал жрецу закончить.
— Выйдет на пол серебряного кло меньше, да.
— А это еще плюс несколько дней. Еды можно за пару медяков на рынке купить, чуть что, в деревню сходим какую. За это время ты же решишь, что делаем дальше? — Жрец внимательно на меня посмотрел, пытаясь найти на моем лице следы уверенности в завтрашнем дне.
Завтрашнее дно не сулило ничего хорошего, но эти мысли я оставил не озвученными. Просто кивнул в ответ и рассчитался с трактирщиком по озвученному жрецом плану.
Уже вечерело, так что пока мы разложили наши вещи в коморке Лу, которая гордо именовалась хозяином двора комнатой, пришло время ужина.
Похлебка была более-менее, а вот лепешка к ней — абсолютно жесткая и безвкусная. Но и то пища. Чувство насыщения пришло достаточно быстро. Вообще, после нашего недельного перехода я заметил, что начал довольствоваться малым, хотя там, дома, мне этой миски хватило бы на пару часов, так, пару раз ложку поднять. Тут же метаболизм, видимо, перестроился, так что я чувствовал — голод мне грозит только утром.
Перед сном зашел на задний двор, поплескался в бочке. Как справедливо заметил хозяин, баня только на шестой или седьмой день, в конце недели, когда народ выбирается в люди и поторговать. Сегодня же был только третий день, так что единственный вариант смыть с себя грязь — бочка с дождевой водой на заднем дворе. Дождей не было несколько недель, так что емкость была пустой, о чем мне и сообщили. Трактирщик предложил мне помощь своего младшего, который за медяк натаскает мне ведрами воды из колодца, от чего я отказался. Руки-ноги есть, сам донесу.
