Ильич, не вижу никаких проблем, уберем из кабинета, пока я вас буду с доказательствами знакомить, а потом я его на место принесу. Или лучше из гостиной позвоним. Она как раз к вашему кабинету примыкает. Попросим Марию Андреевну, чтобы посидела у телефона. Пусть побудет временно секретаршей, поотвечает на звонки, а вы ей потом за это премию выпишите.
— Ладно, хм, — генсек по старчески, закряхтел, меняя позу, — Уговорил. Забирайте телефон.
— Сергей отключай аппарат. Оставишь его в соседней комнате, где-нибудь на полке, и позови домработницу — Марию Андреевну минут через пять зайти. Она на кухне должна быть. Пусть чаем тебя напоит и к нам подойдет, а ты в машину иди.
— Слушаюсь, товарищ министр.
Когда технарь вышел, напряженно о чем-то думающий Брежнев поднял глаза на Щелокова.
— Так что, получается, Юрка меня прослушивал?
— Получается, да.
— Гхм, сволочь, — ругнулся Брежнев. — Ещё со времен Никитки, комитетчикам запрещено лезть со своей, гм, харей в калашный ряд. А Андропов решил на законы наплевать. Всемогущим себя почувствовал. Придётся, наверно, ставить вопрос на Политбюро, и отправлять Юрия Владимировича на почётную пенсию.
— Скорее, под трибунал, Леонид Ильич, — заметил Щелоков.
— Да, гхм? — насторожился Брежнев. — Что, много чего натворил?
— Ещё, как много, — печально подтвердил министр. — Боюсь, придется к высшей мере приговаривать. Если он, конечно, до этого доживёт.
— Это ещё почему? — насупил лохматые брови генсек.
— Я сейчас всё объясню, Леонид Ильич, — пообещал Щелоков, — Но сперва скажите, как вы себя чувствуете?
— Что, хм, плохо выгляжу? — печально усмехнулся Леонид Ильич. — Или Юрка такого наворотил, что сердце прихватить может?
— Может, — признал министр. — Наворотил он, действительно, много чего. Но и вы сейчас очень уставшим выглядите. Как будто не выспались.
— А как тут выспишься, — вздохнул Брежнев. — Эти, гм, таблетки чертовы. Не лечат, а калечат. Что спал, что не спал. Будто, хм, проваливаешься в черную бездонную пропасть. Даже просыпаюсь уставшим.
— Это вы, кстати, правильно заметили, Леонид Ильич. Действительно, калечат. И у меня есть, что по этому поводу сказать. Но потом.
— Да? А что имеется какая-то, ммм, информация? — на мгновение генсек преобразился, выпав из полусонного состояния. Взгляд из-под лохматых кустистых бровей стал бритвенно острым, лицо напряглось, морщины разгладились. Сквозь облик старого, больного и немощного Брежнева проглянул прежний Леонид Ильич, энергичный, собранный и преуспевший в аппаратных интригах.
— Имеется, — подтвердил Щелоков. — Но об этом немного позже. Сначала ответьте всё-таки на мой вопрос. Как сердце, Леонид Ильич? Не беспокоит?
— Хм, беспокоит, — признался Брежнев. — Но в последнее время, не так сильно как раньше.
— Понятно, — Щелоков на секунду задумался, и продолжил. — Леонид Ильич, я должен вам сообщить очень важную информацию.
— Ну так, хм, сообщай, — разрешил генсек.
— Только не волнуйтесь, пожалуйста, выслушайте меня спокойно и до конца.
— Когда ты, гм, гм, так говоришь, я уже волнуюсь, — недовольно пробурчал Брежнев, медленно опускаясь на кресло. — Что там у тебя?
— Сначала попросите срочно приехать на дачу, Семена Кузьмича Цвигуна. Пусть тоже ознакомится с представленными мной документами.
— А почему не Цинева? — хитро прищурился Брежнев. — Ты же вроде с ним в хороших отношениях?
— В хороших, — признал Щелоков. — Но в данном случае, лучше разговаривать именно с Цвигуном. Я в процессе рассказа, поясню, почему.
— Хм, — Брежнев окинул оценивающим взглядом своего старого друга и на несколько секунд замер, размышляя.
— Хорошо, Николай Анисимович, давай рассказывай, что там у тебя.
— Я вижу у вас хорошая аппаратура, — Щелоков указал взглядом на полку-подставку с угольным квадратом телевизора и прямоугольником видеомагнитофона «Джи Ви Си». — Можно ею воспользоваться?
— Можно, — разрешил генсек и лукаво прищурился. — Надеюсь, хм, гм, ты мне не ничего плохого показывать не собираешься?
— Это вы сами решите, — не поддержал веселье Щелоков. — Хорошего там мало. Речь идёт о покушении на вас и государственном перевороте. На видеокассетах показания задержанных. Собраны интересные документы, я вам их тоже продемонстрирую.
Брежнев шумно выдохнул и сгорбился. Перед министром МВД снова сидел больной и усталый старик.
— Твои люди доказательства собрали? — тихо спросил генсек.
Скрипучий голос Ильича звучал невнятно и только привыкший общаться с первым лицом государства министр смог разобрать слова.
— Нет, — Щелоков отвел взгляд. Ему было неприятно признаваться, но соврать он не мог.
— Ивашутин все материалы подготовил. Он не хотел напрашиваться на встречу с вами, поскольку понимал, что это вызовет подозрение заговорщиков. Поэтому попросил меня привезти вам доказательства. Мы с вами знаем друг друга с войны, часто общаемся, и моя поездка на дачу вопросов не вызовет.
— Понятно. Начальник ГРУ, значит, постарался, — глухо выдавил Брежнев — Ну, гм, хорошо.
Генсек достал из внутреннего кармана футляр, вынул очки и водрузил на переносицу.
— Доставай свои доказательства. Я гляну хм, и сразу же позвоню Цвигуну.
Николай Анисимович послушно щелкнул замками портфеля…
Через пару часов, Брежнев устало откинулся на спинку кресла. За время ознакомления с документами и видеоматериалами и обсуждения деталей предстоящей операции генсек окончательно пришёл в себя. Только красное лицо и сердито поджатые губы выдавали его состояние.
— Мда, гм, а ведь мы это всё проморгали, Коля, — в скрипучем старческом голосе Брежнева слышались явственные нотки злости. — Можно сказать, обосрались по полной. Боролись с писателишкой Солженициным, учёным Сахаровым. Гинзбурга, Орлова и Ланду арестовывали, Григоренко выгоняли, а заговор в самом сердце, у себя в Кремле проморгали. Как же так, Коля, а?
Брежнев злобно стукнул кулаком по столу. Наполовину опорожненный графин с водой и стаканы подпрыгнули и жалобно звякнули.
— А вот так, Леонид Ильич, — вздохнул министр. — Те, кто по долгу службы должны ловить предателей, имии оказались. Андропова поставили во главе КГБ, чтобы защищать страну, а он задумал её разрушить.
— Так получается и есть, — голос Брежнева дрогнул. — Не оправдал Юрий Владимирович нашего доверия. Сволочью оказался.
— Оказался, — согласился министр.
Помолчали, задумавшись каждый о своем.
— А Ивашутин, хм, молодец, — вдруг сказал Брежнев. В карих глазах генсека мелькнул, знакомый Щелокову ещё с войны задорный огонёк.
— Большое дело, хм, сделал. Надо бы его поощрить. Героя дать и орден Ленина вручить.
Разберемся, Леонид Ильич, — пообещал Щелоков. — И наградим, и поощрим, и премию выпишем. Награда от героя не уйдёт. Но сначала надо с этой ситуацией разобраться.
— Гхм, согласен, — прошамкал Брежнев. — Что делать, думаешь?
— У нас с Петром Ивановичем разработан план. Всё уже проработано до мельчайших деталей. Просто доверьтесь и поддержите меня.
— В общих чертах, гм, ваш план можешь изложить?
— Могу, но, буквально в двух словах, на подробности времени нет.
— Гм, — Брежнев недовольно покряхтел, устраиваясь на кресле поудобнее, подпер ладонью щеку и выжидательно глянул на Николая Анисимовича. — Ну давай, рассказывай.
Министр лаконично, в нескольких
