У Галады действительно были гости. Гостья. На перилах балкончика, вальяжно, словно у себя дома, сидела молодая женщина. Вернее, девушка примерно моего возраста, внешне очень похожая на леди О’Мэйли. Она непринужденно болтала ногами, в воздухе рядом покачивалось изящное помело. В руке девчонки был бокал с чем-то темно-красным, на ярких губах играла дерзкая улыбка. Огромные глаза следили за Галадой, которая то исчезала в комнате, то появлялась на балконе, выставляя на овальный столик тарелки с закусками.
Мне пришлось задействовать композицию усиления звука. Отличное заклинание, когда нужно расслышать что-то издалека, весьма удобное на лекциях. Построила я его, разумеется, на теплой магии.
— И что? — донеслось до меня.
Какой знакомый у этой девчонки голос. Где я его слышала?
— А ничего, — с досадой ответила Галада. — Никаких признаков того, о чем мы с тобой говорили.
— Значит, ты ошиблась, — девчонка фыркнула.
— Не думаю.
— Ошиблась. Просто не хочешь признать. Что у тебя есть? Какие-то предположения безумного мага? Ну прости, это было девятнадцать лет назад и старик оказался совершенно чокнутым. Свидетельства той девчонки из Академии? Она ничего толком не видела, к тому же она жадна, как лепрекон.
— Тише, — раздраженно проговорила Галада. — Кое-кто тут может слышать через полог тишины.
— Это всего лишь признак старой крови.
— Знаю. На большее я и не рассчитывала. Еще слишком рано для выводов. Поешь, Леони. Ты потратила много сил на призыв.
— Не так уж много. Пара глубинных бесов, подтянутых к поверхности, и потоки еще нескоро восстановятся. Сыра дай, — дочь колдовки потянулась к тарелке. — Надеюсь, его не ваши домовики готовили. Терпеть не могу их магию. От нее потом живот болит.
— Волшебство семейных домовушек питает лишь Громовых, — проговорила Галада со вздохом. Колдовка оперлась на перила балкончика, я вжалась в камень. — Ешь, не бойся. Сыр сделан на заказ. Ветчины? Тебе бы сейчас мяса поесть.
Молодая придонница не обратила внимания на слова матери. Она обкусывала ломтик сыра. Кажется, все О’Мэйли питаются святым духом, хотя насчет «святого» я бы поспорила.
— Будь твои предположения правдой, все давно бы подтвердилось, — задумчиво проговорила она.
— У меня еще есть время. Я уверена в своей правоте. Леони, я слишком многое поставила на карту, чтобы отступить сейчас. И дело не в прошлых пророчествах. Я сама видела предзнаменование. Там, в самой Глубине. Сестры и их дети. Потенциал. Пробуждение в год Тиары. Этот год по старому эльфийскому календарю начнется завтра. Время еще есть.
— Ты очень часто бываешь уверена, а потом начинается «ну подожди, Леони, ну потерпи, детка, в этот раз не получилось – получится в другой». Надоело, — капризно протянула девчонка. — Ты уверена в этом своем… хахале, а он тебя подставит, вот увидишь.
— Ты ошибаешься.
— Вот увидишь! Пожертвует тобой, как пешкой!
— Ты ошибаешься не в том, что Громов может предать, а в том, что я ему полностью доверяю, — голос Галады был холоден, как сама Глубина. — Сколько тебе повторять, Леа, я не так наивна. Алексу скоро предстоит самое серьезное испытание – победой. В которой я, кстати, не сомневаюсь.
— Опять видение?
— Нет, здравый смысл. Алекс – лучший ресурс для наших вложений, он ВЕРИТ в свою правоту и умеет передавать свою веру другим. Посмотрим, однако, какие уроки он усвоил в плане преданности ВЕДЬМАМ.
Леони помолчала, дожевала сыр и насупилась, скрестив руки:
— А я все равно ему не доверяю. Мама, мы теряем время. Дай мне карт-бланш, разреши действовать на свое усмотрение. Вот увидишь, мы наконец-то добьемся своего.
— Революционерка, — Галада хмыкнула. — Когда-то и я такой была. А теперь сижу в золотой клетке и лишний раз не пырхаюсь. Знаешь, почему? Жизнь научила.
— И тем не менее, — вкрадчиво проворковала младшая О’Мэйли, — даже в золотой клетке ты гнешь свою линию и медленно идешь к цели.
Женщина и девушка переглянулись и засмеялись.
— Черт! Вынуждена признать: кое в чем ты действительно права – я так себе замена Верховной ведьмы. Мы все ждем твоего возвращения, — Леони вздохнула. — Ковен готов идти на некоторые уступки, но терпение Высших ведьм постепенно заканчивается. А большая часть ведущих потихоньку начинает роптать и раскачивать свои чертовы дюжины. Скоро я перестану с ними справляться.
— Я знаю. Ничего. Пусть. Все изменится уже завтра. Ты отлично справляешься. Вот что, — произнесла Верховная ведьма, — если после выборов и первых проектов Алекса все пойдет не так, как мы задумали, обещаю тебе полную свободу действий.
Почти сразу после этих слов Леони упорхнула, а Галада ушла к себе. Я осторожно «доковыляла» на метле до своего окна, влетела в комнату и принялась в возбуждении ходить из угла в угол. Я не могла больше молчать. Каким бы равнодушным и холодным отцом ни был Громов, он имел право знать, что его водят за нос.
Все эти жалобы Галады на дочь – еще одна ложь. Шерочка с машерочкой. Одна решает вопросики под прикрытием, другая осуществляет координацию «на воле». Но где я слышала этот голос?
Через несколько минут физические и эмоциональные силы покинули меня, я прилегла и на удивление быстро заснула. Проснулась на рассвете, еле дождалась пробуждения дома и отправилась к отцу. Насколько я успела выяснить, он вставал рано и проводил часы до завтрака в своем кабинете.
Увидев меня, отец нахмурился. Стоило мне раскрыть рот – разозлился. Не дал ничего объяснить и попросил выйти вон. Процедил вдогонку, что я кусаю руку, которая меня кормит, но потом догнал у двери и устало проговорил:
— Послушай, Ада, ты можешь обвинять меня в чем угодно, припоминать прошлые обиды, упрекать за все, что тебе недодали в детстве и отрочестве, но никогда не впутывай Гэл в наши разногласия. Если бы ты знала, на что я пошел ради двух дорогих мне женщин: тебя и Галады, как противостоял собственной матери! Ты не представляешь, насколько я счастлив оттого, что вы есть в моей жизни. Не порти хрупкое равновесие, я и так с трудом его поддерживаю. И не разочаровывай меня.
Боль, которую я испытала в тот момент, было ничем не измерить. Наш бестиолог, которым так восхищалась Ора, любит повторять: «Ни одно физическое увечье не сравниться с муками души. Раны тела заживают, то, что на сердце, может болеть вечно». Так вот, в этот миг я поняла, что он имел в виду.
Когда я вышла, уперлась носом в аристократический бюст бабули Громовой. Надежда Александровна стояла у двери в кабинет отца и, похоже, собиралась войти. Кажется, ни я, ни Громов не защитили наш разговор от прослушивания. Да плевать! Идите вы к донным бесам, Громовы! Я терплю все это только потому, что не хочу неприятностей для магистра Серениуса. На него министерство и так зуб точит. Малейшее нарушение – санкции.
На одном из предвыборных митингов «Великого Возрождения» в почетных гостях побывал сам министр образования. Он много говорил и обещал. Затронул тему учебных заведений, у которых «нет перспектив развития», мол, мир вот-вот изменится, а некоторые вузы до сих пор плетутся в хвосте преобразований. Таких будем немилосердно искоренять. Не позволим всякой косности препятствовать строительству лучшего мира. Не было никаких сомнений – многие чиновники рассматривают Громова как серьезную силу и готовы языками пролизать себе путь на теплые местечки в новом правительстве. Боже, как же мне было хорошо, пока я не была знакома со своим отцом!
