Но мужчина не отходит, он вообще не двигается. Замирает под моими прикосновениями, превращаясь в статую. Стальную, крепкую, горячую во всех смыслах, статую.
Сэм только опускает взгляд, давая мне рассмотреть его глаза. Потемневший, прищуренный взгляд. Его кадык дёргается, и я завороженно наблюдаю за движением гортани.
— Ich versuche dich zu überzeugen.
— Я пытаюсь тебя убедить.
Убедить? В чём убедить?
Я плавлюсь между двух мужских тел, зажатая, обезоруженная. Сглатываю слюну и облизываю губы. Всё внезапно пересохло, вся влага стекла вниз, ошпаривая. Всего несколько прикосновений, взглядов, а у меня дрожь и неутолимый голод.
Мне хочет откинуться на грудь Алекса, притянуть за шею Сэма. Самой затащить себя в сладостный капкан двух мощных скал. Исследовать их тела, пройтись губами по каждой родинке на теле.
Хватит.
Хватит вести себя, как шлюха. Позволять такое творить незнакомому мужчине, получать наслаждение от этого. Фантазировать о такой пошлости. Это грязно, неприлично, аморально. Я не должна быть такой, не должна опускаться так низко.
— Хватит, — шепчу, прикрывая глаза. Мне стыдно, меня мутит от самой себя и такого поведения. — Пусти меня, Алекс!
Истерично, отчаянно. Я кручусь в руках мужчины, заставляя меня отпустить. Отскакиваю прочь. Поясницу обжигает резкой болью, от удара о столешницу. Но это такая мелочь, это наказание за мою распущенность. Я вжимаюсь в барную стойку, будто могу слиться с ней.
— Не смейте так больше делать.
Я обхватываю себя руками, прикрывая грудь. Ткань майки не скрывает вставшие соски, жаждущие чужих прикосновений. Скрещиваю ноги, стараясь унять пылающий там костёр. И внимательно смотрю на мужчин, которые кажутся удивлёнными такой реакцией.
Сэм трясёт головой, будто приходит в себя, и делает шаг назад. Алекс же внимательно смотрит на меня с лёгкой улыбкой, будто знает что-то, чего не знаю я. И мне впервые хочется ударить человека. Пустить рукой наотмашь, чтобы лицо брюнета дёрнулось и налилось краснотой от моего удара.
— Это не смешно и не забавно, — произношу твёрдо, хотя внутри я глина. Вязкая, текущая, растворяющаяся глина. — Что ты о себе возомнил, Алекс?
— Всего лишь хотел, чтобы ты прикоснулась к прекрасному, красотка.
— Сам прикасайся. А ко мне не подходи, ясно?!
Я отвернулась к плите, пытаясь не сорваться на крик. Посыпала сыром тортилью и выложила сверху овощи, накрывая ещё одной лепёшкой. Добавила морепродукты к рису, накрывая крышкой. И находила невероятно интересным наблюдать за сковородкой, будто она может сбежать вместе с закуской.
— Юн, не обижайся.
— Я никогда не обижаюсь, я делаю выводы.
А ещё злюсь. Чертовски злюсь, до покалываний в груди и сжатых кулаков. На себя и на них. Хочется, подобно ребёнку, топнуть ногой и сбежать в свою спальню.
И да, я действительно старалась не обижаться. Это пустое, тёмное чувство, которое отравляет изнутри. Оно разрушает отношения, потому что обиду не вытравишь извинениями и лаской. Это твой собственный демон, не дающий спокойно жить. Раз за разом возвращаешься к прошлому под его злобный шепот, прокручиваешь случившееся и перекручиваешь чужие слова.
Даже когда всё закончилось, когда утихло и пришло в норму, обида остаётся. Всплывает в неподходящие моменты и напоминает, как с тобой поступили. Прожигает изнутри, скребётся, сжимает твои чувства и выворачивает. Одна такая крупица и лучшие отношения могут сгинуть в пучине ненависти и злости.
— Это звучит ещё хуже. Тогда не делай выводов слишком быстро, хорошо? Алекс иногда поступает импульсивно. Полный придурок, — Алекс возмущённо протестует, но это вызывает у меня подобие улыбки. Сэм останавливается возле меня, помешивает рис и делает вид, что только ради этого и подошёл. — Но на самом деле он хороший, иногда, бывает таким.
— Когда спит? — подсказываю я и улыбаюсь на кивок мужчины. Удивительно, как Сэм может всего парой фраз сгладить ситуацию. Ни словом не объясняет, почему сам стоял истуканом, но неприятный осадок растворяется. — Я закончила тут. Ещё минут десять и паэлья будет готова.
— А круассаны? — Алекс влезает между нами с Сэмом, будто тот пытается отобрать его лакомство.
— Тесту нужно настоятся, они будут готовы ближе к полуночи или утру. Переживёшь?
— Не знаю. А ты будешь моей медсестрой, чтобы спасти от смерти?
— Так я Снегурочка, принцесса или медсестра?
— А можно всё вместе?
Раздраженно пихаю мужчину в бок, а тот уклоняется. Но, не боясь последующих атак, остаётся рядом со мной. Следит за тем, как я переворачиваю кесадилью, но чувствую его взгляд на себе. Кожу будто током бьёт в тех местах, куда падает его взгляд.
— Мм, а можно одолжить телефон? Мне нужно позвонить родным, они волнуются.
— Да, конечно, — Алекс протягивает мне свой мобильник, и я отмечаю, что пароля нет. — Звони и приходи в гостиную, засядем там. А мы пока перетащим туда уже готовую еду.
Мужчины выходят, прихватив с собой закуску, и я остаюсь одна. Набираю номер мамы, но затем стираю. Если ей сейчас позвонить, то выслушаю только упрёки и фразу «я же говорила». И окажется, что я сама во всём виновата, зря только два года встречалась и прочую чушь. Поэтому я решаю позвонить лучшей подруге, она поругает Петю и придумает вариант, как мне справиться с ситуацией.
Всего несколько гудков и раздаётся весёлый голос Миры:
— Слушаю, красавчик.
Я застываю. Ещё раз проверяю номер, будто могла ошибиться. Да подруга меня среди ночи будила и проверяла насколько я знаю её номер. Это был целая подготовка новобранца перед отъездом. И это при том, что я переезжала в город, где она живёт.
Я не могла ошибиться.
— Алекс, ты там?
Это точно голос Миры.
Но…
Какого чёрта?
Глава 11. Тайны связи Миры и Алекса
— Алекс, если ты напился и решил мне позвонить, то я уже занята. И Царь напоминает о гробе, который он тебе заказал. На твоём месте я бы не рисковала так.
