- Вера, у тебя еще две дочери есть. Не дай Бог на их пути встретится такой мерзавец, каким был твой сын! И Юля до него даже не дотронулась, экспертиза доказала. Почему вы называете ее убийцей? Где ваша совесть? Или ты Зоя! Твоя дочь называла мою внучку своей подругой, а потом подло обошлась с ней!
Я все это время стояла, опустив глаза в пол. Мне хотелось бежать из этого города прямо сейчас же. Повернулась к окошку кассы и протянула паспорт. Девушка с огромными серыми жалостливыми глазами бросилась искать мой новый счет, потом протянула его мне в окошечко, отметив галочкой место подписи. Сумма была в десять раз больше той, что прозвучала на суде. Видно папаша погибшего решил искупить свои недостатки в воспитании сына.
- Я смогу снять деньги в другом городе? – спросила я кассиршу.
- Да, в любом отделении нашего банка.
Я спрятала паспорт в карман куртки и повернулась. Все смотрели на меня, молча. Я тихонько двинулась сквозь толпу. Никто и не думал нападать на меня, хотя охранники стояли настороже. Возле матери погибшего парня я остановилась, посмотрела ей в глаза.
- Мне очень жаль… но, я не могу ничего изменить… - сказала я ей. Та прикрыла глаза, будто ей больно смотреть на меня, по ее бледным щекам тихо спускались крупные капли слёз.
Быстро, как могла, я пробралась сквозь кучку застывших людей и выскочила на крыльцо. Остановилась, хватая ртом колючий морозный воздух. Бабушка надела на меня шапку и обняла. На следующий день я покинула родной городок.
Поезд уносил меня все дальше от теплых краев, и чем ближе я приближалась к столице, тем заснеженнее становились поля и перелески за окном. Я задумчиво смотрела на холодный белый снег, и в который уже раз прокручивала в голове будущую встречу с пластическими хирургами. Я взяла с собой свои фото с «выпускного», чтобы показать им. Хочу выглядеть, как раньше. Анечка договорилась о консультации по своим каналам, и вот еду. Почему в столицу? Ведь можно было и в Краснодаре найти нужную клинику. Я решила, чем дальше, тем лучше. Кто знает, какие еще козни придумают для меня страждущие мстители. Вдруг устроят пикет под окнами клиники, протестуя против восстановления моего лица.
- А помнишь, Алёша, как мы впервые ехали на поезде в Москву? – послышался снизу женский, немного скрипучий голос.
- Конечно, помню, Танечка! – в ответ прозвучал мужской голос, еще более скрипучий и дрожащий. От старости. – Шестьдесят первый год, сады цвели тогда… как давно это было!
Мне попались хорошие попутчики, пожилая семейная пара. По разговору я поняла, что прожили они вместе не один десяток лет, но любят друг друга, как в первый год семейной жизни. Они тихо ужинали, ухаживая каждый за своей половинкой, и почти беззвучно смеясь над своими воспоминаниями. А я лежала на верхней полке и притворялась спящей.
- А помнишь Алёша…
Мне стало неловко подслушивать этот невинный и в то же время интимный разговор, предназначенный только для них двоих. Поэтому я достала из-под подушки подарок моей бабули за окончание школы с серебряной медалью. Плеер с наушниками. Потыкала кнопки и улеглась поудобнее, растворяясь в звуках любимой песни. Вдруг представила себя и Никиту на месте старичков, смогли бы мы любить друг друга так же, как они, через много лет? И тут же – красивый высокий Никита, и я, как сейчас… Красавец и чудовище. Б-рр, нет, не желаю я ему такой доли…
Проснулась уже утром, порадовалась, что ночь прошла быстро и без происшествий, которых так боялась бабуля. Ей казалось, что в поездах дальнего следования все время происходит что-то страшное, и восемнадцатилетней девочке еще рано путешествовать в одиночку. Только бабушка забыла, что ее девочка уже взрослая и каратистка к тому же. Единственное, что меня смущало, это как показаться соседям по купе. Не хотелось пугать их своей обезображенной физиономией. Но внизу было тихо, и я решилась оглядеть небольшое помещение. Стариков не было, наверное, сошли ночью. Вместо них на одном нижнем месте спал мужик в тельняшке, отвернувшись к стене. Напротив него сидела девчонка. Она забралась на скамейку с ногами и прижала к себе рюкзак, будто у нее там что-то ценное. Ее отрешенный взгляд был направлен в окно, где только начинало светать. Напротив меня место пустовало, но недолго.
Только я собралась выйти из купе, аккуратно спрыгнув с верхней полки, дверь отъехала в сторону и я увидела высокого парня с гитарой. Мигом протиснулась мимо него, частично прикрывшись полотенцем. Пока проводила утренний моцион, снова перебирала в уме будущую встречу с доктором. Я надеялась на помощь, жизнь с обезображенным лицом страшила меня.
15.
Вернулась в купе и сразу залезла на свою полку. Девчонка так и не шелохнулась, по-прежнему смотрела в окно невидящим взглядом. Парень уселся рядом с ней и тихонько перебирал струны гитары. А мне жутко захотелось есть, я ведь не поужинала. До столицы еще восемь часов ехать, не вытерплю.
- Эй! Чего скучная такая? – послышалось снизу. Я тихонько выглянула, молясь, чтоб вопрос не касался меня. Оказалось, парень с гитарой обратил внимание на застывшую в одной позе девушку, развалясь без разрешения на ее скамейке. – Эй, матрешка, отомри. Хочешь я тебе песенку спою?
Девчонка не обращала на него абсолютно никакого внимания, только по ее щеке скатилась одинокая слеза, блеснувшая в свете фонаря за окном. У меня защемило сердце, очевидно же, что у девчонки случилось что-то. А этот пристает со своими песенками. Через пять минут полного игнора, гитарист потерял терпение и схватил двумя пальцами рукав куртки молчуньи.
- Не трогай меня! – вдруг ожила она, дергаясь всем телом. Вспыхнула и приняла то же положение, снова уставилась в окно.
Чувствуя, как напрягается какая-то пружина у меня в животе, как мышцы собираются в кучу от негодования, я откатилась от края полки и несколько раз глубоко вздохнула. Я понимала, что случится, если этот парень не отстанет от девушки. То же самое, что и с моим обидчиком. Моя кайсака уже подняла свою голову и начинала шипеть и метаться.
- Ты мне спой! – вдруг услышала я. Мужчина в тельняшке, кряхтя, повернулся и сел, приглаживая редкие волосы. – Ну! Я слушаю.
- Да ну вас… пойду, подышу… - парень закинул гитару на верхнюю полку, скользнул по мне обиженным взглядом и выскочил из купе.
Я глянула на часы – десятый час, самое время посетить вагон-ресторан. Есть в маленьком купе мне не хотелось, раздражали разглядывания соседей.
В вагоне-ресторане я пробыла подольше. Мысли мельтешили в голове. Я обдумывала недавнюю реакцию моего тела на ту небольшую ссору. Это была первая живая реакция за последние полгода. С того времени, как я пришла в себя в больнице, кроме отчаяния и душевной боли ничего не чувствовала, а тут… ярость и гнев, жажда восстановления справедливости. Еще до вчерашнего утра я жила на автопилоте. Бабушка говорила - ешь, и я ела, не чувствуя вкуса, говорила спать, и я послушно ложилась в кровать. Я не слушала музыку, не смотрела телевизор, не прислушивалась к разговорам бабушки с соседкой.
