— Магистр Бертон, что это? — ошалевшим взглядом смотрит на плод своих стараний изумленный одногруппник, в то время, когда все мы стараемся отодвинуться подальше от затейливого экспериментатора.
— Ты что творишь! — вопит несчастная преподавательница, восхищенная талантами своего ученика. — Бегом пробирку под вытяжку! Я для кого правила сегодня читала?
Стю послушно пихает посудину в вытяжной шкаф, приобретая от ярких паров своего варева тоже изумительный оранжевый цвет. Даже брови и ресницы одногруппника становятся апельсинового цвета, превращая парня в веселенькую морковку.
Мы восхищенно и испугано смотрим на Стюарта, пока магистр Бертон вырвав у него злополучную пробирку, устраняет последствия аварии.
— Завтра после пар ко мне! — рычит преподаватель. — Будешь сдавать правила поведения в лаборатории. Не допущу к практическим, пока не выучишь их на зубок! А сейчас бегом марш в лазарет.
Поникнув, несчастный однокашник кидает методичку в сумку и, попрощавшись со всеми, выходит из кабинета.
А через несколько минут отпускают и нас, в лаборатории остается лишь парочка студентов для уборки. Как объявила нам уважаемая магистр, каждый раз после практической она будет назначать дежурных, которые должны ликвидировать последствия творческих бесчинств своих одногруппников.
Мне посчастливилось как раз попасть в первую пару “ликвидаторов”. И пока Гисберт вытирает столы, выстраивает реактивы на полках и проверяет вытяжки, я поспешно мою штативы с пробирками, сливая в раковину наши растворы. Ершик шуршит, как заведенный, по тонким стеклянным стенками, а я то и дело смотрю на часы. Мне сегодня нужно и в библиотеку, которая работает до четырех, и к ректору, передать подарок Ашкая, да и от голода живот буквально сводит. Утром из-за нервов не было аппетита, а на переменке каждый раз нас задерживали преподаватели, знакомя с графиком индивидуальных занять, и я не успевала сбегать перекусить.
Я уже принимаю последний штатив с голубыми жидкостями, бултыхающимися внутри прозрачных пробирок, когда сзади меня внезапно раздается вопрос.
— Где магистр Бертон?
Тихо вскрикнув, резко разворачиваюсь и нечаянно выплескиваю содержимое склянок. Голубой раствор разлетается веером брызг, заляпав белоснежный халат и длинные, скрученные в замысловатом плетении волосы говорящего, кокетливо перекинутые на могучую мужскую грудь.
Сглатываю сухим горлом, безошибочно узнав эту блондинистую шевелюру. Ой, как неудобно получилось…
Парень воет белугой, беспомощно наблюдая, как его шикарная грива приобретают нежный голубой оттенок.
— Ты за это заплатишь, малявка, — шипит он, протягивая ко мне руки.
Пискнув от испуга, приседаю, уходя с линии захвата, и, проскользнув под загребущими конечностями мстителя, водружаю штатив на соседний стол. А затем, крикнув Гисберту, что мне нужно спешить, хватаю сумку с конспектами и кидаюсь прочь. Надеюсь, одногруппник на меня не обидится. В конце концов, там лишь один штатив домыть осталось.
Глава 12
В библиотеку я успеваю буквально за пять минут до закрытия, и теперь вот, груженная целой кипой книг, половина из которых в сумке, а половина в руках, рискуя выпустить все это добро на пол, стучусь в приемную к ректору.
Секретарша, мистрис Дашил, осмотрев меня с головы до ног подозрительным взглядом, все же пропускает к профессору Эзофилусу.
— Можно, я это тут у вас оставлю, — делаю бровки домиком, кивая на стопку учебников в руках.
Женщина, нахмурившись, все же дает согласие, и я, не долго думая, сгружаю книги на стул для посетителей и, постучав, захожу в кабинет.
— Здравствуйте, профессор Эзофилус, — переступив порог, топчусь возле двери.
— Доброго дня, юная мисс, — улыбается мне сидящий за столом ректор, откидываясь на спинку своего кресла. — Чем обязан?
Переминаюсь с ноги на ногу, не зная с чего начать. Как рассказать незнакомому и чужому человеку, что я из другого мира? Не обернется ли это для меня чем-то катастрофическим? А вдруг выключат из академии?.. Или вообще сдадут на руки тем, кто за мной охотится.
Нервничая, накручиваю кончик своей растрепанной косы на палец. Но Ашкай же сказал, что ему можно доверять. А Ашкай меня спас. Хотя могу ли я ковбою верить. Он, на мой взгляд, тоже какой-то подозрительный… Голова просто раскалывается от мыслей…
Впрочем, отдать кольцо я должна все равно, обещала ведь, поэтому лезу в карман за ним.
— Вам тут передал один ваш знакомый, — бормочу себе под нос, ковыряясь в кармане.
А когда поднимаю глаза, выудив, наконец, неуловимую вещицу, помимо заинтересованно наблюдающего за мной ректора, отчетливо вижу полупрозрачного серого кота, который, запрыгнув на стол, вальяжно проходится по столешнице и, широко зевнув, ложится аккурат напротив Эзофилуса. Удивленно смаргиваю — откуда тут взяться коту — не сразу узнав в нем загадочного Химеру. А когда открываю глаза, мужчина уже сидит в одиночестве, питомца, словно никогда и не было.
Набравшись смелости, подхожу к столу, отдаю кольцо ректору, а сама еще раз подозрительно осматриваю пустую столешницу и, зачем-то заглядываю под нее. Кота нет. Но, может, таким образом, животное хотело мне показать, что мастеру Эзофилусу можно доверять?
— Откуда у тебя печатка? — прерывает мои раздумья голос ректора.
Опускаю глаза и старательно застегиваю карман на юбке, из которого я вытащила украшение. Мне неловко и немного страшно откровенничать с незнакомым человеком. Насколько я должна быть с ним честной.
— Мне ее дал Ашкай, — не поднимая глаз, тихо говорю. — И сказал, что вам можно доверять.
— Ашкай? — с губ профессора срывается удивленный возглас. — Ты знаешь, Ашкая?
Поднимаю голову, вглядываясь в лицо собеседника, стараясь прочесть на нем отголоски каких-либо чувств, которые подскажут мне, как себя вести дальше. Но вид у мастера Эзофилуса совершенно непроницаемый и бесстрастный. Тот первый возглас был единственной эмоцией, которую себе позволил невозмутимый ректор.
— Я ему обязана жизнью, — признаюсь, присаживаясь на стул, предложенный мастером Эзофилусом.
Мой рассказ занимает достаточно времени, один раз к нам стучится секретарша, у которой закончился уже рабочий день, и ректор, попросив принести нам чаю с печеньем, отпускает женщину домой. А я все говорю и говорю, прервавшись лишь единожды, чтобы отведать угощение, уж очень сильно у меня урчит в животе. Не удивлюсь, если именно эти звуки подвигли мастера Эзофилуса попросить перекус.
К концу повествования у меня уже першит в горле и немного хрипнет голос. С благодарностью принимаю очередную чашку чая с медом из рук заботливого ректора и делаю глоток, наслаждаясь изумительным вкусом и чувствуя, как теплая жидкость приятно обволакивает саднящее горло. От профессора я не утаила ничего, поведав с самого начала обо всем, начиная с моей загадочной амнезии и заканчивая попаданием в академию.
