— Мне кажется, ты гораздо лучше того, чтобы использовать в своих интересах пьяную женщину.
Делаю шаг назад, чувствуя давление ее руки, когда она отталкивает меня.
— Ты готова рискнуть? — бросаю ей вызов.
Вместо того чтобы снова уйти или отшить меня, она улыбается и подносит к губам пиво.
— В любом случае, мне не о чем беспокоиться, ведь я не планирую напиваться.
— Ты такая красивая, — не могу сдержать восторженный вздох.
Она не отшатывается, когда я убираю прядь волос с ее лица за ухо. На самом деле я готов поклясться, что ее голова чуть наклоняется в направлении моей руки.
Спасибо, — шепчет она, прежде чем снова отпить, опустошая почти треть бутылки за один раз.
Должно быть, удивление отражается на моем лице, потому что она усмехается. Несколько секунд мы просто стоим молча и смотрим друг на друга. Видя по ее глазам, и, каким-то образом, чувствуя, что она начинает закрываться от меня, отвлекаю ее, спрашивая о том, что вертится у меня в голове последние пять минут.
— Настя, скажи, я действительно называл тебя мамой?
Она кивает. — Несколько раз, но только когда тебе снились кошмары.
Борюсь с чувством стыда, которое побуждает меня прекратить этот разговор, но воспоминания о том, что она была рядом со мной, когда я просыпался от плохих снов, сильнее, чем смущение от того, что я подкатываю к женщине, которую видел в такой роли, когда был маленьким ребенком.
— Паша?
— А? — смотрю вниз и вижу ее руку на моей.
— Я спросила, до сих пор ли тебе сняться кошмары?
— Не совсем. Не так, как раньше. Хотя недавно у меня был один кошмар о том, что я не могу рисовать мои эскизы. Я беру карандаш, но руки не слушаются меня, а грифель превращается в пыль. И это значит, я не смогу работать, — признаюсь я. Этот сон потряс меня до глубины души больше, чем мне хотелось бы признать.
— Ты рисуешь? Это как-то связано с мотоциклами?
Я могу только кивнуть. Смущение опять прокрадывается мне под кожу. Вдруг она подумает, что это глупость.
— Покажешь мне? Я имею ввиду, как-нибудь, потом… При случае, — как-будто спохватившись добавляет она.
— Конечно, Настя!
Теперь ее улыбка становится мягче. Сделав еще один глоток она вдруг заявляет: — Мне однажды приснилось, что я пришла на очень важную операцию совершенно голой!
— Если ты хочешь, чтобы я вел себя как джентльмен, тебе придется прекратить закладывать в мою голову мысли о тебе голой, — предупреждаю ее.
— Тогда бы это не было так весело! — хихикает Настя.
Она что, флиртует со мной?
11НАСТЯ
— Кажется, ты очень увлечен дизайном мотоциклов.
— Мне еще многому предстоит научиться, — скромно отвечает он, пожимая плечами.
Его глаза светятся, когда он рассказывает о своей работе и учебе, и это находит отклик в моем сердце. Главным образом потому, что образование так важно для меня. Я всегда стремлюсь изучать что-то новое, и, похоже Паша настроен так же, даже если речь идет не об именитом ВУЗе.
Теперь от его смущения, когда мы только заговорили о его работе, не осталось и следа. Ловлю себя на мысли, что сегодня в поведении Паши нет ничего и близко похожего на те разы в больнице, а с каждым глотком пива я чувствую, что располагаюсь к нему все больше.
— Есть предметы, которые пока даются мне с трудом, — добавляет он. Кажется, он переживает из-за этого сильнее, чем хочет показать, и поскольку я лично не люблю, когда люди лезут ко мне с расспросами, отвожу взгляд, давая ему минуту, чтобы собраться с мыслями.
— Знаешь, я однажды провалила один важный экзамен, — говорю я ему со всем юмором в голосе, на который только способна, когда внезапное желание поддержать его рвется наружу.
— Это не может быть правдой! Доктор Анастасия Бауман не могла провалить ни одного экзамена!
Он смотрит на меня сверху вниз. Тот факт, что мне приходится отклонить голову в сторону, говорит о том, как близко мы стоим.
За последний час или около того мы придвигались друг к другу все ближе и ближе. Я виню в этом толпу вокруг нас и то, что не могу хорошо слышать его слова в этом шуме, но у меня нет оправдания тому, почему мы стоим настолько близко, или почему он положил руку мне на бедро. Что еще более важно, у меня нет желания отойти или убрать его прикосновение.
— Да, провалила, — подтверждаю я.
От кивка, который я добавляю к своему признанию, у меня кружится голова, и я прекрасно понимаю, насколько я навеселе. Если быть честной, я перешла от слегка навеселе к прям пьяной, и сразу же решаю, что тот последний глоток пива был действительно последним, надеясь, что Лара осталась трезвой и сможет отвезти нас домой.
— А что сказал об этом твой отец? — он широко улыбается, и я чувствую, что делаю то же самое.
— Он не знал об этом. Я в тайне ходила на дополнительные занятия и сдала все на отлично во второй раз.
— Как твои родители?
У меня кружится голова от резкой смены темы, поэтому мне требуется время, чтобы сосредоточиться: — У них все хорошо. Папа все время говорит, что ему пора на пенсию, но мама считает, что этого никогда не случится.
— Пошли, — Паша хватает меня за руку.
— Куда мы идем? — я понятия не имею, куда он меня ведет, но мои ноги сами послушно идут вслед за ним.
— Фейерверк вот-вот начнется. Я знаю лучшее место, чтобы наблюдать за ним.
— Фейерверк? — только когда я перестаю смотреть Паше в глаза, понимаю, сколько времени прошло. Небо из светлого стало темным. Я пропустила весь промежуток времени, когда все оттенки розового и огненно-рыжего сменяются на небосклоне.
Должно быть, было какое-то объявление, которое я тоже пропустила, так как вся толпа начинает двигаться вслед за нами. Воздух наполнен волнением, когда другие горожане обступают нас со всех сторон.
Паша с ворчанием поднимает руку, чтобы проходящий мимо мужчина не толкнул нас.
