Глава 4. Догорающее пламя
В чувствах лишь море воды – без дна.
Легкий порыв сквозняка всколыхнул золотистое пламя свечи. Из-за прохлады Роберт невольно вздрогнул: оконную раму повело, и теперь широкая щель впускала ледяное дыхание зимы в крохотную мансарду. Завтра отремонтирует.
Колючие прикосновения сквозняка отрезвляли, вытаскивали из воспоминаний, но не спасали от навязчивых мыслей. Прошлое не стереть – оно всегда будет ступать по пятам, напоминая болезненными синяками о неудачных падениях. Роберту казалось, что он не падал, а летел кубарем со скалы. И чем больше резал кожу об острые камни, тем меньше он понимал, что все это взаправду.
В прошлом
Роберт находился среди общей суматохи и невыносимого крика. Вокруг все спешили: медсестры – сделать перевязки, санитары – распределить новых пациентов. Крепко сжав ладонями виски, Роберт прислонился к стене. Голова раскалывалась. Он едва дышал: воздух вокруг – сплошная дымка. Та самая невыносимая вонь отсыревшего табака, крови, жженой кожи, спирта и сосновых дров. Бесполезные поленья напрасно сгорали в большом камине, который едва согревал госпиталь в осенние вечера. Шершавые, полусухие, наполненные смолой, они трещали, шипели и тухли. Приходилось иногда подкидывать мокрые дрова и поливать их спиртом, чтобы появлялось пламя и вытесняло влагу, а поленья сгорали, оставляя после себя золу. Серый пепел, который не смог отогреть кирпичные стены, продуваемые северными ветрами.
Роберт тонул в происходящем, словно в море. Глотал воду, захлебывался и вновь вдыхал разъедающий изнутри запах.
Поначалу каждый вдох давался с трудом, дурманил голову, вызывал тошноту, но вскоре все стиралось. Чем больше времени он проводил в здании, тем меньше помнил, каково это – дышать полной грудью.
– Роб? Выпей, ну же, не хватало мне еще и за тобой ухаживать. – Светловолосая девушка протянула жестяную кружку с родниковой водой. – На тебе же лица нет: глаза красные, синяки темнее обычного, да и бледный, словно смерть. Мистер Дрейнс не отпускал тебя? Снова проработали всю ночь?
– Не было времени. Слишком много раненых. – Он с благодарностью кивнул и сделал глоток.
– Других, что ли, нет? – Медсестра помотала головой.
– У него сокращенный курс. – Хриплый голос заставил девушку вздрогнуть. – Еще месяц, выдам ему официальную бумагу о звании военврача. Такого не каждый заменит, да и опыта у мистера Роберта побольше остальных будет.
– Простите… я не знала. – Она с сочувствием посмотрела на Роберта. – Ладно, пойду отнесу воду остальным…
– Роб. – Мистер Дрейнс снял медицинскую шапку и тряхнул рано поседевшими волосами. – Поспи пару часов, не железный ведь. Нам прислали нескольких врачей из Тальвиля, теперь будет легче. А там, смотри, после войны будешь сидеть в своем кабинете да бумаги писать…
– Это не по мне. – Роберт сжал чашку в руках. – Вы же знаете, что я не врач, и никакая бумажка меня им не сделает. Этим нужно жить, а меня оно убивает, не знаю, как уснуть, чтобы все это не плыло перед глазами.
– Зря, скольких набирали к себе, а ты единственный, кто смог взять в руки инструмент так, чтобы пальцы не дрожали. – Мистер Дрейнс тяжело вздохнул и похлопал Роберта по плечу. – Ничего, со временем все привыкают. За спасенные жизни приходится чем-то платить. Не жалей, что пошел. А в мирное время и без тебя рук хватит. Дожить бы только.
Роберт не ответил. Не стоило. Один короткий взгляд и без того говорил больше, чем нужно. В этом молчании передавалась вся горечь, которая расходилась по миру сотней писем, написанных медсестрами о погибших военных. Их аккуратно выведенные буквы с теплыми последними словами, прощаниями и просьбами, которые рано или поздно попадут в дрожащие руки близких. Но хуже всего надеяться зря, зная, что болезненная рана на сердце уже не зарастет.
Чистые сердца не черствеют.
Они болезненно угасают. Роберт чувствовал, как сжимался от боли, переживаний и страха за то, что в его руках может оказаться слишком мало жизни.
Его разъедало изнутри чувство безысходности. Но если не он, то кто?
Со временем благодарные улыбки смоют потоки крови, сотрут ночные кошмары.
Потом.
Не сейчас.
В небольшом помещении стало совсем темно. Свеча почти догорела. Ее тонкий, обугленный фитиль захлебывался в расплавленном воске, несколько секунд поморгал и вовсе потух. Роберт тяжело вздохнул.
– Боишься закрывать глаза? – тихий шепот заставил нервно вздрогнуть. – Я тоже.
Роберт передернул плечами, чувствуя, как ночной холод сковывал его тело. Он молчал. Как всегда. Надеялся, что Аннетт больше ничего не скажет, но послышался шорох одеяла и тихий скрип кровати. Наверное, ей тоже не спалось.
– Протяни руку, я ничего не вижу.
Нервная волна прошла по коже, но Роберт поднялся с кровати и осторожно положил ладонь на хрупкое плечо. Лунный отблеск позволял различить силуэт.
