ГЛАВА 6
Лекарка пришла ближе к ночи, вся в черное завернута, платок, как на чернице, крест на крест закреплен на груди и полностью прячет под собой ее плечи и грудь, из-под платка на лбу повязка, вышитая, виднеется, ворох юбок скрывает ноги. Лицо морщинистое, худое, а глаза — молодые, янтарем отливают, но холодные, змеиные и рот ярко-алый, как у вампира. Страшная она. На ведьму похожа, и от одного ее взгляда хочется самой зажмуриться и никогда не смотреть на нее. Как будто бы вся печаль и скорбь мира собралась в ее зрачках и готова поглотить тебя, вытянуть радость, сожрать надежду и веру.
— На постель ложись и ноги раскинь. Осмотр велели Государь провести да ему все доложить.
— Не лягу. Нечего там осматривать. Прочь пошла.
— Ты норов свой поубавь. От меня не так мало здесь зависит. Я могу и на пьедестал вознести, а могу и в грязь скинуть.
— Куда уж грязнее, чем с Вием вашим таскаться.
— Молчи, чернь проклятая. Имя племянника моего трепать не сметь. Кто ты, и кто он. Рот закрыла и повинуйся.
И клюкой стукнула по полу, а мне показалось, что от клюки в разные стороны пауки разбежались. Поежилась и назад от нее отступила. Холодом так и веет. Я даже плечи свои обхватила, чтобы согреться.
— Душегуб племянник твой и убийца. Руки на себя наложу, а ко мне он не приблизится.
Ведьма в ладони хлопнула, и стража вошла следом.
— На постель кладите и держать, пока все не проверю. По-хорошему не хочешь — будет по-плохому.
Я сопротивлялась, кричала, но это все равно, что по скалам кулаками бить и пытаться сдвинуть каменные глыбы. Уложили насильно, придавили к матрасу.
— Зеньки позакрывали, не то морок нашлю — ослепнете.
Зашипела на стражников и ко мне приблизилась.
— Красивая. Слишком красивая для человечки. Я их много перевидела, перетрогала да в землю схоронила косточки их обугленные. Другая ты. Только понять не могу… какая и откуда. То ли заклятие тишины на тебя наложено, то ли заколдовали так, что от человечки не отличить…
Волосы мои тронула, а я от нее назад, а когда ее пальцы с прядями соприкоснулись, она руку сама одернула и голову вбок склонила. Юбку мою задрала и за лодыжку ухватила, рассматривая ноги, трогая мои пальцы, икры, колени, и руки ее, как змеи, по телу ползут скользкие, противные.
— Хм… и следа нет. Ошиблась я? Ведь нюхом чую этот запах, и должно быть хоть что-то, какая-то зацепка… Раздвигай бедра, не то их держать и ноги заставлю. Дай чрево твое узреть и ощупать.
Стиснув зубы, я повиновалась, зажмурилась, чтоб ничего не видеть. Пусть осматривает. На время воцарилась тишина, а я пыталась ни о чем не думать, дышать глубже и не обращать внимание на болезненность проникновения пальцев, на то, как на живот слегка надавила.
— Когда твои дни женские последний раз были?
— Не помню. Как сюда попала, так и не было ничего.
— А… мужика к себе когда впервые подпустила? Здесь чистотой и не пахнет… С кем кувыркалась? Отвечай.
— А что племянник не поделился? Не рассказал?
Она вдруг у изголовья оказалась и глазами своими мерзкими меня к кровати пригвоздила, так, что дыхание перехватило и показалось, что взглядом этим сейчас душу мою вытащит.
— Говори, кто тебя невинности лишил. Не то дух из тебя вышибу.
— Второй твой племянник… Ниян.
— Аспид? — удушье прекратилось, и глаза ведьмы теперь шарили по моему лицу и по телу. — И ни одного ожога… Что ж ты такое?
Ее пальцы грудь мою ощупали и низ живота.
— Когда брал тебя в последний раз?
— Недавно. Не считала. Я говорила царю вашему, что другому принадлежу. Пусть отпустит меня.
Ведьма во весь рост встала и усмехнулась кровавым ртом, глаза загорелись.
— Нееет… он теперь тебя совсем не отпустит. Тыыыы — это то, что надо Вию. Знать бы еще, как семя туда драконье попало да проросло, а ты жива до сих пор. Не иначе как чудо чудесное. Только Григорина в чудеса не верит. Только в колдовство и морок.
— Что проросло? Ты по-русски говорить можешь? Что за язык у вас здесь деревенский?
— Тяжелая ты. К зиме родишь Дракона-Наследника.
— Чтоо?
А она уже юбку одернула, руки с кувшина водой полила.
— Какого наследника? Ты что несешь, старая?
— Под мужчиной была? Была. А от этого дети появляются. Состриги мне свои волосы и ногти, и в чашу положи.
— Еще чего? Зачем?
— Кто много знает — мало живет. Не спрашивай, и шкуру свою сбережешь. Здесь за одно лишнее слово сгореть живьем можно. На. Стриги.
Протянула мне ножницы. Я срезала несколько прядей и ногти в блюдце.
— Руку протяни и ладонь раскрой.
Я не торопилась, и Григорина схватила меня за запястье.
— Раскрывай.
Едва я пальцы разжала, как она полоснула меня ножом по ладони и тут же мою кровь выдавила в чашу.
— Вот и все. А теперь сиди тихо и жди своей участи. Да много не говори. Покорной будешь — счастье на тебя свалится… Хотя и не положено тебе его. Блудница. Без ритуала и женитьбы понесла, окаянная. Не будь ты брюхатая… устроила б я тебе тринадцать проклятий.
Она вышла и двери на замки за собой закрыла, а я следом бросилась и начала колотить в них ладонями, биться изо всех сил, а когда совсем обессилела, на пол сползла, только тогда вдумалась в смысл сказанного ею.
Ребенок во мне. От Нияна. Вот о чем ведьма говорила. Беременная я. На секунду от счастья дух захватило, и руки невольно к животу вспорхнули, прижались ладонями. Маленький во мне. Его малыш. О, Божееее. Наверное, теперь меня отпустят. Зачем я Вию с чужим ребенком?
Все ждала и ждала, когда придут за мной и выпустят из светлицы, но вечер близился, но так никто и не появился. А я представляла себе, как Нияну скажу, как его янтарные глаза вспыхнут жидким золотом, как к себе прижмет и скажет "Ждана моя"…Ждана… срослось это имя со мной, моим стало. Как будто всегда так и звали, как будто нет ничего более правильного, чем его Жданой быть, долгожданной, ждущей… Ведь даже слово "надежда" происходит из слова "ждать".
Внизу какая-то музыка заиграла, и нарастал гул голосов. Я бросилась к окну и глазам своим не поверила — пиршество никто не отменил. Вокруг алтаря собралась толпа с факелами, они гудели какую-то песню, размахивали руками и шатались то в одну сторону, то в другую. Женщины подбрасывали венки в воздух, а мужчины вышагивали вперед и назад с серпами, взмахивая ими какими-то замысловатыми движениями.
— Чу, Идет царь,
Наш государь.
Девку берет,
В пламя кладет.
Не умерла…
