— Ты с ума сошла? Я не буду.
Тома глаза на неё вытаращила.
— Чего это? Я сама делаю, ты же знаешь.
— У меня же дети…
— У меня тоже. Ой, Маринка, я же тебя не заставляю напиваться. Ты рюмку выпей, чтобы нервы успокоить, как лекарство. Лучше уж чуть пьяненькая мать, чем бьющаяся в истерики. И не будет тебе ничего с тридцати грамм. Пей, говорю.
Марина ещё раз икнула, слёзы вытерла, но после рюмку всё-таки взяла, секунду помедлила, и выпила. Вся передёрнулась.
— Гадость какая.
— С ума, что ли сошла? Какая гадость? На бруснике настаивала! — Тома в пустую рюмку ещё налила и сама выпила. Крепко зажмурилась, резко втянула в себя воздух. А когда глаза открыла, улыбнулась: — Хорошо.
Марина вытерла губы.
— Вот так люди и становятся алкоголиками.
— Да типун тебе на язык. — Тома напротив присела, придвинула к себе тарелку с печеньем. — Плюнь ты на неё.
— На кого?
— На Нину. Ну что ты её слушаешь? Естественно, что она сынка своего выгораживает. А где он ещё себе такую жену найдёт, ты сама подумай?
— Не хочу.
— И правильно, не думай. Пусть он теперь, как хочет. Пусть летит, орёл доморощенный. Посмотрим, насколько его полёта хватит. Шлёпнется и шею себе свернёт.
— Тома!
— Ну что? Тебе его жалко, что ли? Нашла, кого жалеть. Ты себя пожалей.
Марина криво улыбнулась.
— Уже пора начинать, да?
— Марин, вот что ты начинаешь? Всё у тебя будет, ты же у нас красавица. Если вспомнишь об этом когда-нибудь. А то сидишь, вся зашоренная, из-за Игорёчка своего. Знаешь, мы какого тебе мужика наёдём?.. Ух!
Марина невесело усмехнулась.
— Да, Нина Владимировна мне об этом уже сегодня сказала.
Тамара удивилась настолько, что жевать прекратила.
— Что сказала?
— Что я в их квартиру нового мужа собираюсь привести.
Тома рот открыла. Затем возмутилась.
— Вот ведь… грымза старая. Не слушай её, Марин, не слушай. Не её это дело. Ещё не хватало, чтобы её сынок квартиру делить додумался, двоих детей выселять. Да и чего тут делить-то? Хрущёвки наши! Да никогда не разъедешься!
Марина из-за стола поднялась.
— Всё, не хочу больше об этом говорить. Пойду, Эльку пора укладывать, а то Антон ей снова каких-нибудь ужастиков на ночь расскажет. — И подругу похвалила: — Отличная наливка, Том. Нервы успокаивает.
Развод — это вообще ужасное дело. Кажется, ещё недавно люди жили вместе, планы строили, а теперь вот разъезжаются, имущество делят, ругаются и даже проклинают друг друга. Марина этого не хотела. Ей было очень страшно расставаться с Игорем врагами. Ведь они никогда не разойдутся в разные стороны, как чужие. У них дети. Они будут встречаться, невольно узнавать друг о друге какие-то новости, а дети будут за всем этим наблюдать, оценивать, пример брать. Поэтому нужно сохранить лицо, нужно постараться сохранить человеческие отношения. Постараться, по крайней мере.
Наверное, Игорь от неё такой рассудительности не ожидал. После той некрасивой истерики, которую она закатила ему в тот день, когда он уходил. От неё уходил. К другой. Поэтому, когда они встретились спустя какое-то время, после полного безмолвия, когда Игорь даже не звонил, а с детьми встречался урывками, где-то на стороне, он выглядел смущённым и напряжённым. И на Марину прямо не смотрел. Всё глаза прятал, хотя, как она догадывалась, доводы у него были заготовлены железные. На тот случай, если она начнёт упрямиться и попытается его убедить вернуться. Марина не стала его убеждать, хотя видеть Игоря оказалось намного тяжелее, чем она могла предположить. Все внутренние бастионы тут же рухнули, как только она его увидела, и заметила, как он знакомым до боли движением волосы со лба откидывает. Она всё про него знала: привычки, жесты, мечты, но отныне её всё это не касалось. Так странно и определённо неправильно.
— Если мы заранее договоримся, нас разведут быстро.
— Ты хочешь быстро?
— Марина.
Игорь досадливо поморщился и уставился в свою чашку с кофе. А Марина принялась зал небольшого кафе осматривать. С интересом. Потом снова на Игоря посмотрела.
— Я согласна договариваться. Как ты хочешь?
— Правда, согласна?
— Да. Какой смысл тянуть?
— Вот и я говорю.
Она руки сложила, переплела пальцы, обручальное кольцо, которое она до сих пор носила, сверкнуло.
— Не помню, когда ты в последний раз приглашал меня в кафе. Лет шесть назад? Или семь. Точно, что до рождения Эльки.
Игорь наблюдал за ней, исподлобья. Вид имел недовольный.
— А когда тебя приглашать? Ты то в трауре, то беременная, то пелёнки стираешь. Ты сама-то, вспоминала, что в кафе когда-то ходила?
Марина скатерть под столом смяла, зажав ткань в кулачке. Головой покачала.
— Наверное, нет.
— Вот именно. В этом всё и дело, Марин.
— Значит, тебе развлечений не хватило?
— Мне жизни не хватило.
— А-а… Понятно.
— Да ничего тебе не понятно, — отозвался он с ноткой пренебрежения. И тут же поинтересовался: — Мы разводиться будем?
— А ты разве моё мнение спрашиваешь? Всё равно же разведёшься со мной.
— Не делай из меня негодяя.
— Не буду. — И в следующую секунду выпрямилась и плечи расправила. Смелости, наконец, набралась и на Игоря взглянула прямо. — Я согласна на развод. Я всё подпишу. Дети со мной будут, надеюсь, ты не собираешься… — Она предостерегающе посмотрела.
— Не собираюсь. Алименты буду платить. Не волнуйся.
— Не волнуюсь, — отрезала Марина. В лицо Игоря вглядывалась, знала, что они сейчас расстанутся, и она, наверное, долго его не увидит, а жить без него, она ещё не привыкла. Очень, очень тяжело привыкать. Не ждать его, не звонить ему, не заботиться… засыпать и просыпаться одной, без него. И постоянно себе напоминать, что уже ничего не изменится.
Игорь, видимо, правильно расценил её взгляд, потому что на лице мелькнуло мученическое выражение, он чашку от себя отодвинул, и тихо, чтобы никто, не дай бог, не услышал, проговорил:
— Не смотри так на меня. Марин, я себя последней сволочью чувствую. Но я не могу… Не могу поступить так, как ты хочешь. Я не вернусь.
Она с трудом сглотнула твёрдый комок, вставший в горле, и кивнула.
— Я знаю, Игорюш. И когда-нибудь я, наверное, с этим смирюсь.
Глаза снова защипало, когда вспомнила об этом, а Тома, которая по-прежнему держала её под руку, локоточком в бок Марину подтолкнула.
