Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
Созвонившись на следующий день с Бобом Портером, я узнал, что с ним все произошло с точностью один к одному. Это меня крайне обрадовало. Слава богу, не я один такой.
Да, я нанес ощутимый удар по собственной печени, однако значительно улучшил свои показатели информационной работы в преддверии отчета об очередном годе командировки.
Проговорился на приеме
Если разведчик не держит язык за зубами, то из этого может получиться невесть что. Однажды единственное неправильное движение языком чуть не стоило мне карьеры. А дело было так.
Пришел я как-то в посольство и увидел, что в центральном холле собралось слишком уж много людей, чистых дипломатов и их жен. Они что-то оживленно, хотя и вполголоса, обсуждали. Я спросил, в чем дело. Мне ответили, что произошло очередное выдворение, на этот раз помощника военно-морского атташе. Мы тут, дескать, обсуждаем, какой подарок на прощание вручить нашему товарищу. Ведь такой хороший, компанейский мужик.
В резидентуре тоже все были в курсе, но комментариев звучало мало. Выгоняли-то англичане не нашего человека, а сотрудника военной разведки, ГРУ. Никто не знал, что он натворил, но видимо, было за что.
«Ну и ладно, – подумал я. – Не в первый и, возможно, не в последний раз. Мы такое уже видали».
Вечером в посольстве был прием. Спустился я с нашего резидентуре кого чердака в зал, гудящий от многочисленных бесед, взял бокал вина и начал тусоваться.
Вот группка, состоящая из советских журналистов и нескольких английских гостей, среди которых корреспондент агентства «Рейтер», освещающий дипломатические вопросы. Привет-привет, как дела?
После обычного вступительного ритуала Джон из «Рейтера» вполне буднично задал мне самый что ни на есть стандартный вопрос:
– Ну а как ты оцениваешь нынешнее состояние британо-советских отношений? Не кажется ли тебе, что они немного улучшились по сравнению с прошлым разом, когда мы беседовали?
И тут меня, как Остапа Бендера, понесло.
– О каком улучшении может идти речь теперь, после того как вы выдворили еще одного нашего дипломата?! – заявил я.
Мой собеседник встрепенулся и в мгновение ока превратился в одно большое, ярко покрасневшее ухо.
– Кого, – взволнованно спросил он. – Когда?
– А ты что, не слышал? – осведомился я, пребывая в полной уверенности в том, что если такая новость известна даже женам чистых дипломатов, то это не более чем секрет Полишинеля. – Сегодня утром, кого-то из нашего военного атташата.
Джон растворился буквально на глазах. Только что был рядом – и пропал.
«Ну и черте ним», – решил я и пошел тусоваться дальше.
На следующий день у меня была назначена конспиративная встреча с ценным агентом. Ей, как и положено, всегда предшествует трехчасовая проверка на предмет обнаружения возможного наблюдения со стороны английских спецслужб.
Сел я в машину, включил Би-би-си и тут же услышал новость:
«Сегодня британский МИД подтвердил факт высылки из страны сотрудника военного атташата СССР такого-то. Это очередное звено в участившихся в последнее время обменах выдворениями советских и британских дипломатов. Сегодняшнее заявление официального представителя Форин-офиса было сделано в ответ на настойчивые запросы британской прессы. Примечательно, что в отличие от всех предыдущих случаев информация просочилась к журналистам именно от русских. Как удалось узнать из неофициальных бесед с сотрудниками Форин-офиса, на этот раз они не собирались публично оглашать факт выдворения, дабы не нанести дальнейшего ущерба британо-советским отношениям».
Руль в руках завилял, сердце провалилось в пятки, которые вместе с остальными ступнями как-то обмякли и отказывались нажимать на педали управления. Что же я наделал?! Как объясняться с начальством, которое теперь уже наверняка приступило к внутреннему расследованию? Неужели вот так незаметно подкрался конец моей карьеры?
В таком похоронном настроении я промотался по городу целых три часа. Какая там проверка от наружки?! Какое это теперь имеет значение, если мне грозит предельно суровое наказание от своих за проступок, нанесший ущерб советско-британским отношениям?
Усилием воли я собрал себя в более-менее сформированную кучку, налепил на рот приветливую улыбочку и с напускной бодростью предстал перед моим ценным агентом. Назовем его Артуром.
Он, кстати, был замечательным, дружелюбным мужиком. У нас с ним сложились теплые личные отношения, и Артур сразу почувствовал, что со мной творится неладное. Я соврал что-то насчет бессонной ночи, посвященной работе над важной статьей, и часа полтора беседовал с Артуром за ланчем на полном автопилоте. Хоть убей, никогда не смогу вспомнить, о чем мы в тот день говорили.
Но вот и все, встреча с агентом позади, а что делать дальше? По дороге к посольству окончательно выкристаллизовалось решение. Надо по-честному сдаваться. Ведь недаром говорится, что повинную голову меч не сечет. С этой мыслью я сделал глубокий вздох и ворвался в кабинет резидента. Аркадий Васильевич Гук как раз находился там и вроде не имел особых дел, пребывал, так сказать, в послеобеденном состоянии души и тела.
Я рассказал все как на духу.
Аркадий Васильевич очнулся, внимательно выслушал мою исповедь, долго чесал затылок и наконец изрек:
– Значит, так. Молодец, что все на прямоту рассказал. Ценю. Доложу лично В. Ф. – Он имел в виду Виктора Федоровича Грушко, заместителя начальника разведки, курировавшего наш отдел и, естественно, лондонскую резидентуру. – Давай договоримся, что, кроме нас троих, никто ничего не будет знать. Никому ни единого слова, понял? – Затем резидент советской внешней разведки надолго задумался и неожиданно произнес: – А впрочем, так этим «сапогам» и надо.
Поясню, что «сапогами» мы, сотрудники внешней разведки, величали коллег из резидентуры ГРУ. Как они нас обзывали, не знаю, но наверняка было и есть какое-то жаргонное словечко. Отношения между нами были не враждебные и не дружеские, а скорее задиристые, конкурентные, как между учениками классов «а» и «б» одной школы, постоянно иронизирующими друг над другом. Несмотря на официально соблюдавшуюся конспирацию, все, конечно, прекрасно знали, кто ходит отчитываться на чердак, а кто в подвал. Но каких-то совместных операций я не припоминаю, вероятно, их не могло быть по определению. «Сапоги» отличались от чистых дипломатов и журналистов бравой выправкой, незамысловатыми манерами, прямым и честным взором.
А мы, внешние разведчики? Ведь наверняка тоже заметно отличались, однако попробуй-ка оценить себя со стороны.
Какой же колоритной фигурой был Аркадий Васильевич, наш резидент! Большой, подвижный, веселый, умевший быть добряком и нагонять на подчиненных смертельный ужас. Бывший матрос родом из Латвии, несгибаемый коммунист, певший «Варшавянку» в рижском подполье, он в начале девяностых вышел в отставку и, как многие недавние генералы КГБ, стал преуспевать в какой-то бизнес-структуре.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
