Стенограмма опроса пациента. Присутствовали: Эллиот Сэндлер (Э.С.); Тереза Кларк (Т.К.) (пациент Оклендской больницы, отделение Хартфилд)
Вторник, 10.04. Сеанс № 1 (продолжение)
Э.С. Тесс, пришли немного в себя?
Т.К. (кивает).
Э.С. Очень хорошо. Сильно болит?
Т.К. Уже не то чтобы. Сестра мне дала что-то. Извините, что я так раньше. Просто… просто очень хочется скорее отыскать Джейми.
Э.С. Да, это необходимо. Мы здесь для этого – найти ответ на вопрос, что же случилось с Джейми.
Т.К. Ну почему тогда вы здесь со мной? А не допрашиваете кого-то, Шелли не ищете?
Э.С. Тесс, делается всё возможное. Но мне нужно от вас получить кое-какую информацию.
Т.К. Я как раз подумала тут, пока вы заходили, может, вам поможет.
Э.С. Так?
Т.К. Шелли вряд ли работала в одиночку. Я думаю, ей помогал Йен, брат Марка. Они сообщники, наверное.
Э.С. Почему вы так решили?
Т.К. Бывало так, что… (Вздыхает.) Со мной много чего случилось, Шелли в одиночку не смогла бы всё это сделать. Мне всё кажется, это из-за Джейми. Ведь из-за него же, нет? Мы поэтому тут с вами сидим. А ещё может быть, что мотив – деньги. Йен мне сказал, что одолжил Марку деньги, кучу денег, и что ему нужно их вернуть. А никто за моим телефоном не смотрит? У меня его кто-то забрал. А вдруг позвонят выкуп просить.
Э.С. Помечу себе. Уверен, этим вопросом занимаются.
Глава 10
Среда, 21 февраля – до дня рождения Джейми 46 дней
Я просыпаюсь резко. Моргаю – темнота. Сердце стучит, на секунду кажется, что это так отзывается в теле кошмарный сон. И снова слышу звуки, от которых и проснулась: на въезде к дому скрипит гравий, кто-то идёт.
Сжимаюсь от страха. Боюсь так, что понимаю: до этого ещё ничего на самом деле не боялась.
А теперь всё по-настоящему. Глухая ночь, в этом проклятом доме только я и Джейми. Мальчик мой спит в конце коридора. А в это время внизу перед домом кто-то ходит.
Делаю глубокий вдох и задерживаю дыхание, пытаюсь что-то разобрать за стуком сердца в ушах.
Тесси, ну хватит тебе. Не трясись. Кошка, наверное, пробежала.
Кошка? Марк, хрень не неси! С каких это пор кошки бегают так, будто человек прошёл?
Значит, лисы дерутся. Здесь у нас, Тесси, сельская местность.
О, можешь не рассказывать. Мне только глаза открыть, чтобы сразу стало видно: это тебе не Челмсфорд. Ни рыжеватого света фонарей, ни хлопков дверцей машины, ни прохожих, направляющихся в город. Только и слышно, что гул шоссе в паре километров, да где-то неподалёку ухает сова.
Я знаю, что сельская местность. И я не ослышалась.
Прислушиваюсь снова, хочу доказать тебе свою правоту. Но вокруг полнейшая тишина.
Говорил тебе, лисы это.
Вскакиваю, без раздумий подбегаю к окну, полураздетая – в нижнем белье и твоей футболке, которая мне как платье. Тело от страха покрывается гусиной кожей, украдкой смотрю сквозь прорезь штор – готова увидеть любое движение, услышать любой звук. Но ничего, одна только тишина.
Пробираюсь по коридору посмотреть, как там Джейми. Закрутился в одеяло – только копна волос торчит, совершенно белая в голубоватом свете ночника.
Спускаюсь по лестнице, и та в ночной тиши почти оглушает своим скрипом. Проверяю входную дверь – заперта. Угловую – заперта. Боковую – тоже. В прихожей замираю: что теперь? Нет, сегодня я уже не усну, но бродить по дому пять часов я не вынесу. Иду обратно, ложусь в нашу с тобой постель. Хоть тепло будет, тоже ничего. Стараюсь прислушиваться к каждому шороху, но всё тихо. Даже ветер не шумит в каминах.
Вот, говорю же, животное это было. Олень дикий искал, чем полакомиться.
Шаги, точно шаги. Кто-то средь бела ночи ходил у нас под окнами.
В мыслях возникают тюльпаны. Без упаковки, без записки. По пути за сыном в школу выкинула букет в мусорку. Не могла даже смотреть на него, куда уж там в вазу ставить. Да и не хотелось, чтобы Джейми увидел и стал спрашивать, от кого эти цветы.
Если не Йен принёс, то кто? Никого в посёлке я не знаю. Кто мог оставить такой букет без записки? И у боковой двери к тому же. Тёмная дубовая дверь привлекает к себе внимание – центральный элемент фасада. Но мы-то всегда выходили через боковую, небольшую белую дверь, которая ведёт на кухню и в наш укромный уголок. Кто мог про это прознать?
И кто разгуливал перед домом в ночи?
Закрываю глаза, сердце успокаивается. Олень, говоришь. Ну, пусть будет олень.
Где-то неподалёку, замерев на миг, вдруг ревёт мотор.
Резко открываю глаза, а страх с неведомой силой давит на сердце. В просвете штор мелькает белый свет – фары! Машина! Хочется вскочить, броситься к окну – рассмотреть водителя. Не получается: страх, как тяжёлая цепь, приковал к постели.
Что-то не припоминаю, Марк, чтобы олени за руль садились.
Глава 11
Четверг, 22 февраля – до дня рождения Джейми 45 дней
Сегодня утром приняла таблетку.
После того как я полночи пролежала без сна, прислушиваясь к малейшему шороху. Как накручивала себя, что кто-то вломится и заберёт Джейми. После того, как с утра за завтраком по кафелю растеклось последнее молоко, когда бутылка разбилась.
Как я наорала на Джейми за то, что он такой невнимательный, а он даже не вздрогнул от неожиданности, даже не попросил меня не ругаться. Так и смотрел на меня голубыми своими глазками, трогая языком шатающийся зубик спереди. После того, как я вернулась из школы и стала плакать. По щекам катились огромные слёзы, капали на кафель, который я вообще-то собиралась вытереть, и в конце концов я чуть ли не потонула в чувстве вины и ненависти к самой себе.
Таблетку я выпила в один миг. Так же, как ты снимал пластырь с трёхлетнего Джейми. Помнишь?
Да, снова я повёл себя как настоящий герой, Тесси. Разве такое забудешь?
Мальчишка наш на диване прыгал, да и как-то неудачно отпрыгнул. Прямо лицом об угол столика ударился. Икает и ревёт одновременно, весь в крови. Звоню тебе на работу, кричу, вся в ужасе, может, «Скорую» вызвать.
А ему, Тесси, даже швы не пришлось накладывать.
Пластырь, правда, огромный нацепить пришлось. Большущий белый прямоугольник с клейкими уголками на пол-лба. Когда надо было снимать, Джейми меня близко к себе не подпускал, весь дёргался, только скажи я ему, мол, давай попробуем потихонечку. Ты тогда положил его в ванну и сказал: «Поиграем в подводную лодку?» – и защекотал ему пятки. Джейми всё плескался и хохотал, а когда глаза закрыл – ты рывком снял пластырь. А он только плескался дальше.
