В общем-то ничего странного, что сестра моя решила, будто Кейра я выдумала. Такое со мной иногда случалось. Вот ведь и на ужин не явился. И главное, даже не извинился, не позвонил, ни на следующий день, ни позже. Этого я простить не могла, и свое разочарование, и еще то, что он открыл для меня (представьте, впервые) существование еще одной категории мужчин: дилетанты. Своеобразная комбинация из «А», «Б» и «В», то есть всего понемножку, ничего явственно выраженного.
Я довольно легко отделалась, и должна была быть благодарна за это судьбе. (Вот видите, я обречена вечно быть за что-то благодарной, как бы это ни было трудно.) Должна. Однако не чувствовала никакой благодарности. Меня обидели и унизили. Я разозлилась.
Промчалась неделя. Я все еще злилась, но решила, что пора наведаться в Ботанический. Подойдя к окну гостиной, я послушала, нет ли дождя. Похоже, день был ясный, но на всякий случай стоило захватить зонт. Захлопнув дверь квартиры, я стала спускаться по лестнице в вестибюль, мысленно репетируя, что я скажу мистеру Кейру Харви, если его угораздит на меня наткнуться. Но его точно не угораздит. Увидев меня, он просто свернет в сторону.
Идя по выложенному плиткой вестибюлю, я слышала грохот собственных шагов и чувствовала, что злость моя снова закипает. Я дернула входную дверь, переступила через порог, повернулась и… наткнулась на стену, живую, из костей и мускулов. Заорав от неожиданности, я отпрянула и, наступив на краешек порога, качнулась вбок. Чьи-то руки стиснули мои локти и, чуть подтолкнув, помогли снова выпрямиться. И голос, его голос произнес:
— Это я. Вы простите меня, Марианна. Это я, Кейр.
Я почувствовала невероятное облегчение: значит, меня никто не станет грабить или убивать. Но это было ужасно, испытывать в этот момент облегчение. Это ведь сродни благодарности. Боже, все что угодно, только не это.
Я открыла рот и тут же его захлопнула, не найдя слов для захлестнувших меня эмоций, оттого что он внезапно оказался совсем рядом, я слышала его голос и ощущала его руки. Я-то собиралась (если вдруг встретимся снова) быть убийственно-вежливой и холодно-равнодушной. Но злость моя тут же вырвалась наружу.
— Крепкие же у вас нервы! Это надо же — явиться как ни в чем не бывало и торчать у порога. А позвонить нельзя было?
— У меня не было вашего телефона.
— Чушь! Я собственными ушами слышала, как вы вводите его в свой мобильник.
— Мобильник мой разбился. И я тоже.
— A-а… напились?
— Нет. Случилась авария, на нашей платформе. Я упал.
— Да ну?
Он поднес ее ладонь ко лбу, и провел ее пальцами по краю скрепленной стежками раны. Она отдернула руку.
— Вот несчастье-то! Простите меня. Как вы себя чувствуете?
— Сейчас нормально. У меня было сотрясение мозга, иначе я бы примчался с цветами и извинениями.
— Это все ерунда, главное, что вы уже оправились.
— О да-а. Только немного прихрамываю. Одному из наших ребят повезло меньше.
— Хотите зайти?
— Но вы же куда-то собрались.
— Да никуда, просто решила пройтись. А что это вы притаились на нашей лестнице? Решили таким странным способом напомнить о себе?
— Конечно, я не собирался бродить вокруг, распевая «На улице, где ты живешь»[14], если вы этого опасались. Простите, что вас напугал. Услышав, что кто-то открывает дверь, я отошел, но недостаточно далеко.
— Пойдемте, я сварю кофе. А вы расскажете про то, что случилось.
— Нечего рассказывать. Несчастные случаи происходят постоянно, тем более на нефтяных платформах. Но жить буду точно.
— Очень на это надеюсь, — отозвалась Марианна, закрывая за ним дверь.
Ритуал приготовления кофе успокаивал, к тому же это была ее собственная кухня, где знакома каждая мелочь. Входя с подносом в гостиную, она спросила:
— Где вы сидите?
— Я не сижу, я стою, чтобы вы случайно не споткнулись о мои ножищи. Давайте-ка мне поднос.
Сама она уселась в кресло напротив дивана, потом услышала, как проскрипели с астматическим присвистом диванные подушки: гость тоже уселся.
Взяв кофейник, она сказала:
— Молоко и сахар добавите сами.
— Благодарю.
— Почему вас не отправили домой?
— Решили подержать. Чтобы провести обследование.
— Я имею в виду уже после больницы. Почему вы не поехали домой? Полагаю, хоть какой-то дом у вас имеется?
— Я обязан был попросить у вас прощения. Я как-то не привык обманывать женщин. Тем более слепых.
— Так вы вернулись в Эдинбург только ради того, чтобы передо мной извиниться?
— Не смог найти ваш домашний телефон.
— Его нет в телефонной книге. Могли бы прислать открытку.
— Верно. Но вы не смогли бы ее прочесть. И я подумал, лучше самому все объяснить. К тому же мне хотелось снова вас увидеть.
— Зачем?
Она услышала, как он вздохнул.
— Вам ведь нужно, чтобы все шло как полагается. Я знаю, начинать надо со званого ужина, потом некоторое время перезваниваться, познакомиться с семьей и домашними любимцами…
— Кстати, я рассказывала вам про Гэрта?
— Кто это?
— Любимый гот моей сестры.
— Есть такая порода собак?
— Об этом после. Так о чем вы говорили?
— О том, что хорошо бы отбросить в сторону все эти условности и сразу перейти к тому, на что вы скажете свое «нет».
— Кейр, ради бога, о чем это вы?
— Я должен уехать. Нужно подлечиться после этой истории. Собираюсь отбыть ненадолго домой, совсем ненадолго.
— И где же он, ваш дом?
— На Скае.
— Далеко отсюда.
— Далеко. Вот я и подумал… может, и вы захотите туда съездить?
— На Скай? И остановиться в вашем доме?
— Да. — Не дождавшись от нее ответа, он продолжил: — Там есть отдельная комната, насчет этого не волнуйтесь. Никаких непристойных поползновений, обещаю.
— Могли бы этого не говорить, что совсем никаких. По вашей милости я чувствую себя пугалом, убивающим всякое желание.
Он снова вздохнул:
— Простите, я опять что-то не то брякнул. Просто я подумал, что вдруг вы… беспокоитесь.
— За свою добродетель? Зачем она мне? К тому же я вдова, если вы помните. А не чья-то старомодная незамужняя тетушка.
— А теперь кто говорит так, будто считает себя пугалом, убивающим всякое желание?
