Тем вечером я танцевала с таким чувством, что даже фрау Марта, крайне скупая на похвалу, несколько раз одобрительно мне кивнула за сценой, повторяя: «Умничка! Отличная работа!» Тем вечером я посвятила свой танец моим людям, всем тем, кто уже погиб, и тем, кто ещё будет долго страдать от рук их мучителей. Я не знала, как ещё выразить свою грусть и жалость, но уже тогда пообещала себе, что я обязательно найду способ, чтобы им помочь, чего бы это мне не стоило. Я не дам себя запугать, как мой отец дал себя запугать этим нацистам. И никогда частью этой новой страны я не буду. Я найду способ с ними бороться.
Однако, моя решительность, наполнившая меня необъяснимой радостью и облегчением после выступления, долго не продлилась. Как только я попыталась быстро выбежать через черный ход, штурмбаннфюрер Райнхарт, чьего общества я как раз и пыталась избежать, поймал меня за руку.
— Куда вы так спешите, Аннализа? Я хотел представить вас важным людям. Вы произвели на них такое впечатление вашим танцем, и я хотел бы, чтобы вы присоединились к нам за ужином.
— Простите, Ульрих, но давайте отложим это на другой день. Я ужасно устала и безумно хочу спать.
Моё первое «нет» Райнхарту вышло намного проще, чем я того ожидала. Я даже испытала какую-то гордость за себя. Но в самом деле, после того, что он сделал с Либерманами, я больше не собиралась изображать перед ним не то, что дружбу, но даже элементарную вежливость. Только вот оказалось, что штурмбаннфюрер не привык принимать отказы.
— Я боюсь, это невозможно, Аннализа. — Хоть он и улыбался, хватка его на моей руке не ослабла ни на секунду. — Вы — мой трофей на сегодня, и мне не терпится вас всем показать.
Я попыталась выдернуть руку, но безрезультатно.
— Ульрих, вы делаете мне больно. Не забывайте, что я балерина, а не солдат.
— Да? А может ваша рука болит после того, как вы два дня подряд вычищали весь этот еврейский хлам с улиц? — Он сощурил свои ледяные глаза.
Я действительно помогла нашим соседям, и особенно доктору Крамеру, который, к счастью, пережил и погром, и депортацию, привести их бывшие лавки и конторы в более или менее надлежащий вид, но вот как Райнхарту стало об этом известно?
— Я помогла нашему семейному доктору. Он спас жизнь моего брата.
Ответ явно его не удовлетворил.
— Ваша семья начинает вызывать у меня всё больше и больше интереса, Аннализа. Вы ходите к евреям-портным, ваш врач — еврей, ваш бывший партнёр… Может, мне следует сделать запрос в гестапо, или лучше сразу в головной офис СД, прямиком в секретную службу, чтобы расследовать это крайне любопытное дело? Вы, похоже, очень симпатизируете этим грязным крысам.
Я хотела крикнуть «Ты — самая большая и грязная крыса, которую я только встречала!» ему в лицо, но в последнюю секунду прикусила язык. Гестапо прозвучало совсем даже нехорошо, и меньше всего я хотела втягивать свою семью в неприятности. С другой стороны, если Райнхарт решил начать меня запугивать в надежде, что я сразу же стану покладистой и начну следовать всем его требованиям ни слова не говоря, то в этом он точно ошибался. Поэтому я просто пожала плечами и спокойно ответила:
— Делайте, как считаете нужным, герр Райнхарт. Мы люди честные, и скрывать нам нечего. Мой отец жертвует достаточно денег партии, чтобы считаться добропорядочным гражданином.
— А его дочь в это время даже не знает базовых принципов этой самой партии, судя по расовой принадлежности тех, с кем она водит дружбу.
— Благодаря вашей партии, у меня скоро и вовсе не останется друзей.
— Да, кстати, что случилось с тем маленьким жидёнком, что с вами танцевал? Как его звали? Адам?
— Он покинул страну. И правильно сделал.
— Скучаете по нему?
Несмотря на саркастичный тон, штурмбаннфюрер Райнхарт выглядел уже по-настоящему угрожающе. В плохо освещённом коридоре в его чёрной форме и с сверкающими от гнева глазами, он был воплощением зла. Не знаю, почему мне вдруг вспомнилось, как отец однажды учил меня, что если вдруг мне когда-то встретится рычащая собака, готовая напасть, я ни в коем случае не должна выказывать страха. Надо смотреть ей прямо в глаза и ни на шаг не отступать. Вот я и не отступила.
— Каждую минуту.
Что случилось дальше я не могла предвидеть и в страшном сне: Райнхарт схватил меня за горло и со всей силы швырнул к стене, не разжимая пальцев вокруг моей шеи. Я сильно ударилась головой, но к счастью хотя бы не потеряла сознания. Он прижался щекой к моей и процедил сквозь стиснутые зубы:
— Ты, маленькая потаскуха, ты с ними шляешься, а со мной, штурмбаннфюрером СС, в игры вздумала играть?! Ну ничего, я тебя научу, как любить свою страну!
К моему великому облегчению я заметила работника сцены, который по случайному стечению обстоятельств вошёл в коридор и остановился в нескольких шагах от нас, явно раздумывая, что делать. Я едва могла дышать, не то, что крикнуть о помощи, поэтому я только бросила на него умоляющий взгляд.
— На что уставился? Пошёл. Вон.
К сожалению, командный тон Райнхарта и его эсэсовский китель произвели на старика большее впечатление, чем все мои взгляды, и он молча развернулся и начал уходить. Я знала, что та секунда, когда Райнхарт отвлёкся на то, чтобы проводить старика взглядом, была моим единственным шансом на спасение, и я недолго думая со всей силы пнула эсэсовца в самое слабое мужское место — пониже пояса. Трюк, которому Норберт научил меня в школе, чтобы защищать себя от настойчивого внимания других мальчишек, снова сработал, и как только Райнхарт отпустил моё горло, я немедленно оттолкнула его плечом, уже почти проскочила между ним и стеной, но он так просто решил не сдаваться и поймал меня за рукав. Я к тому времени уже ни о чем, кроме побега, не думала, поэтому я быстро вывернулась из пальто и бросилась на улицу в одном платье.
Я бежала не останавливаясь минут десять, по самым тёмным аллеям, сменяя одну улицу на другую, пока уже не могла дышать. Казалось, что никто меня не преследовал, но вот куда было теперь идти? Домой? Но Райнхарт был явно не идиот (грязная свинья, но не идиот), и скорее всего будет ждать меня прямо у входа. К доктору Крамеру? Нет, это ещё хуже, этот чёртов выродок наверняка уже на него детальный доклад насобирал, как и на всех тех, с кем я имела несчастье быть в дружеских отношениях. А в таком случае доктора отправят прямиком вслед за Либерманами. Нет, этим рисковать нельзя.
После пяти минут, проведённых на чьих-то ступенях в пробирающем до костей ноябрьском холоде в одном тоненьком хлопковом платье, я начала трястись крупной дрожью. Снаружи я тоже долго не просижу, я до утра насмерть замёрзну. Черт! Черт возьми Райнхарта и всех его нацистских приятелей!
Когда у меня закончились возможные варианты, и когда я уже перестала чувствовать свои руки и ноги, я наконец поймала машину на углу и попросила оцепеневшего водителя отвезти меня домой. Когда он начал расспрашивать, что со мной случилось, я соврала, что какие-то хулиганы украли моё пальто, но денег и документов они не взяли, а потому в полицию можно было не идти.
