Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58
Но вверху над камышами сияло ясное небо и яркое солнце. Оно катилось по небу – большое, пламенное. Лето было в разгаре, и солнце было в зените. Ронта шла вперёд упругими шагами. Это была не та весенняя Ронта, а новая, иная. Две луны закатились после весенней охоты. С тех пор у Анаков было вдоволь пищи. В мешках лежал сушёный жир и в ямах под дёрном сырое мясо. На речных островах были птичьи яйца. Зайцы и белки вышли на опушку из леса. Дикие гуси часто попадались под удар «плоского дерева». Много было также пищи волокнистой, растущей из земли. Корни полевой репы наливались вкусным соком, поспели ягоды и земляные орехи. Мелкие дикие яблоки тоже почти созрели в оврагах у ручьёв.
Анаки вышли на эти широкие степи, окружавшие Калаву, совершая свой обычный путь. Здесь они должны были устроить большую охоту на диких лошадей. Мясо лошадей, хотя и уступает оленьему, но зато его больше. Однако, охотиться за ними труднее, ибо лошади зорки и видят далеко, и убегают, как ветер. В крайности они жестоко дерутся.
«Злая лошадь хуже медведя», – говорит пословица.
После охоты Анаки должны были подняться в предгорья к тем пещерам, где они проводили зиму. В пещерах было сухо, не было ветра и снега. Удобнее этого места не было на свете.
За это изобильное время все Анаки отъелись, потолстели и повеселели. У Ронты тоже тело сделалось глаже и крепче. Она только что выкупалась, и влажная кожа её блестела на солнце. Плечи её остались костлявы, и груди чуть распустились. Но старая Исса похвалила её чрево.
– Хорошо будет благословить это чрево, – сказала она с странной усмешкой. Ронте сделалось страшно. Женский обряд посвящения имел тайные подробности, и о нём передавались между подростками невероятные рассказы.
Для подростков и для детей лето было, как нескончаемый праздник. С раннего утра они забирали кусок сушёного мяса и уходили из дома. Они не возвращались в лагерь по два и по три дня, и никто не беспокоился о них. В эту пору под каждым кустом был готов ночлег и ужин. Даже дикие звери не были страшны. Пищи было много и для них, и не было нужды нападать на людей. Почти все они успели узнать, кто самый сильный, и без крайней надобности не решались на враждебные действия.
Ронта шла вперёд по узкой тропинке. Над её головой жужжал и вился толкун мошкары. В ярких лучах полудня мошки мелькали и носились, как золотые пылинки. Эти золотые мошки не жалили и не кусались. Оттого солнце позволяло им летать в полдень. Тем же, которые пили кровь, оно высушивало крылья и заставляло их прятаться в траву и ждать вечерней прохлады. Золотые мошки мелькали кругом, как искры, и толклись, и пели яркому солнцу свою благодарность. Голос у них был тихий и тонкий: – Ззз…
Ронта остановилась и прислушалась, но она не могла разобрать, что поют мошки.
С левой стороны тихо смеялась Калава, пробираясь между древесными корнями.
«Калава темноволосая», – подумала Ронта.
Дно у Калавы было мшистое, тёмное. Она не несла водяных кудрей, её струистые волосы ложились вдоль хребта прямыми полосами.
Тростники тоже пели. Когда порыв ветерка пробегал по верхушкам, они гнулись и гудели. Голос у них был низкий, густой: – Ввв…
Ронта прислушалась. Голос мошек и голос камышей сливались вместе в одну стройную песню. И теперь Ронта разобрала напев и даже слова.
– Солнце, жги! – жужжали мошки и пели камыши.
Это был припев брачного гимна. Юноши и девы, ещё непосвящённые, не имели права петь этот гимн. Но припев повторялся в десятках различных песен, детских и девичьих, весенних и жатвенных, когда жёны Анаков собирали колосья на диких полях у верховьев Калавы. Все Анаки чтили солнце, но каждый певец вкладывал в его хвалу особый смысл.
– Солнце, жги! – пели камыши. И солнце жгло.
Ронта подняла глаза и лицо к небу.
– Солнце – Отец, – сказала она.
Калава опять засмеялась, протекая мимо. И смех у неё был тихий, лукавый. Ронте представилось, будто она прячет лицо под корнями и выглядывает украдкой и, прикрывая рот рукою, смеётся втихомолку.
«Чему ты смеёшься?» – чуть не спросила она.
И, как бы в ответ, сквозь камышовую чащу донёсся новый звук.
То был голос камышовой свирели. Она пела, словно выговаривала:
– Тиу, тиу, тиу… Солнце, жги!
В густых камышах жили Камышовые боги. Они были белые, статные, носили зелёный венок на голове и тростинку в руках, как символ владычества. Ей пришло в голову, что кто-нибудь из них забавляется с тростинкой.
– Посмотреть бы его, – сказала она и пошла вперёд.
Калава сделала внезапный поворот и отошла вправо. Камыши оборвались. Тропинка вышла из чащи на прибрежную поляну. Ронта осмотрелась, но бога нигде не было. Вместо бога на камне у воды сидел Дило Горбун. Он срезал камышинку, сделал из неё свирель и, прижимая её к губам, выпевал протяжно: «Тиу, тиу, тиу…»
– Это ты поёшь? – сказала Ронта с невольным разочарованием.
– Я, я! – пропел Дило.
– Я думала: Камышовый поёт, – сказала Ронта наивно.
– Ага, – сказал Дило:
Русая грива, золотое лицо,Вот мы приносим тебе мяса.
Это была молитва Камышовому богу, которую пели дети перед ловлей гольцов в тёмных водах Калавы.
Ронта улыбнулась и кивнула головой.
Дило опять взялся за флейту.
– Это я пою, я, Дило… Фиу, фиу, фиу… А ты знаешь, что я пою?
Ронта покачала головой.
– Как я могу знать, что поют мальчики? – сказала она.
– Не знаешь теперь, узнаешь осенью, – сказал Дило и дерзко улыбнулся.
Ронта вспыхнула и отступила.
Со дня рождения до самого обряда посвящения дети не знали ничего о любви. Они не имели права присутствовать на осеннем празднике, а потом, в зимнее время, об этом не говорилось. Летом взрослые начинали думать об осенней встрече и постепенно разгорались, но дети вместо того думали о связанных с ней обрядах. О них тоже знали не все, и они казались странными и таинственными.
– Я всё знаю, – смеялся Дило, – я видел…
– Не называй запрещённого, – сердито сказала Ронта.
– Тиу, тиу, тиу, – пропел Дило вместо ответа на своей камышинке. – У Дило золотая голова и золотые руки. Посмотри, что я сделал.
Он вынул из-за пояса коротенький кремнёвый резец, молоток без ручки и кусочек белой кости, обточенной в виде звериной фигурки.
– Что это такое? – спросила Ронта, заинтересованная.
– Это Помощник, Мясная Гора, – сказал Дило.
Мамонт Сса – Зверь-Гора, или Мясная Гора – считался помощником Отца в созидании вселенной. Отец утвердил землю и развернул над нею небо, как плащ, а Сса Помощник усыпал его звёздами по широкому полю, прорезал реки, выкопал озёра и моря, раздвинул горы для прохода.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58
