Я вздохнула и ответила:
— Оно самое. А ты-то какими судьбами здесь?
Когда такие люди, как Дамьен, попадают в квартал святого Стефания, то можно поклясться, чем угодно, что дело кончится тесным общением с лихими ребятами, которые сперва попросят сигару, потом мелочь, а потом повозят физиономией по мостовой — от скуки и классовой ненависти.
Дамьен на миг замялся, а затем полез в карман и, вытащив крошечную коробочку, помедлил и протянул ее мне.
— Вот, — ответил он. — Это тебе. На память. Потому что мало ли что… Ну вдруг? Ты сможешь вспоминать обо мне…
Он стушевался окончательно и умолк. Я открыла коробочку и увидела изящную подвеску на цепочке: небольшой розовый бриллиант, который охватывала золотая лента.
— Господи, Дамьен! — воскликнула я. — Это же безумно дорогая вещь!
Похоже, Дамьену пришлось расстаться со своими сбережениями: розовый бриллиант ни при каком раскладе не был по карману скромному переплетчику. Он осторожно вынул подвеску из коробки и застегнул цепочку на моей шее. Я дотронулась до камня и почувствовала, что готова расплакаться.
— Спасибо, — прошептала я. — Спасибо.
— Миледи Вера! — окликнули меня в ту же минуту, и трогательное очарование момента миновало. Я обернулась и увидела, что к нам спешит Игорь, размахивая каким-то листком бумаги.
— Вот, — сказал он, подойдя. — Мастер Рашат кое-что вспомнил.
Я кивнула и, одарив Игоря серебряной монеткой, развернула послание.
«Миледи! — почерк у мастера Рашата был беглый и ломкий, но разборчивый. — Я припомнил, что в самом начале нашего общения Миерхольт заказывал у меня большой ларец на пять смертоносных артефактов. Такие вещи следует хранить как можно выше от земли, и я полагаю, что ларец (и, возможно, его владелец) могут быть обнаружены на башне Кастерли. Надеюсь, что сумел быть вам полезным».
— Смертоносные артефакты? — испуганно проговорил Дамьен и тотчас же смущенно опустил глаза, понимая, что ему не следовало заглядывать в мое письмо. — Башня Кастерли? Вера, я тебя одну туда не отпущу.
— Ох, Дамьен… — я убрала письмо в сумочку. — Это моя работа, ты же знаешь.
Он кивнул. Я вдруг подумала, что никогда прежде не видела Дамьена настолько решительным.
— Знаю, да. Но ты не пойдешь туда одна, Вера. Есть что-то, что я не вижу, не знаю, но это я увидел. И я пойду с тобой.
Он выпалил все это почти на одном дыхании, замолчал и хмуро посмотрел на меня.
Дьявол побери, Дамьен, тут идут разборки наркомафии, инквизиции и королевского дома, ты-то куда лезешь, мой родной, мой хороший?
Некоторое время мы молча смотрели друг на друга, и в конце концов я сказала:
— Хорошо. Но обещай, что будешь держаться за мной.
Башня Кастерли возвышалась над окраинами столицы, словно черный палец мертвеца, грозящий живым. Градоправитель метафорически называл его костью в горле прекраснейшего града, но его величество наотрез отказывался визировать снос: башня Кастерли должна была служить уроком и памятью. Когда-то она и раскинувшиеся перед ней сады принадлежали принцу Самиту, мятежнику, посягнувшему на престол. Переворот не удался, принца сожгли вместе с башней, но сносить ее остатки не стали.
Башня пользовалась мрачной репутацией здания, где водятся привидения. Это отпугивало от нее любопытных. Сейчас, стоя возле небрежно заколоченной двери, я прикидывала, как забраться в окно с черной рамой, которая скалилась осколками стекла. Интересно, Эвгар тоже залезал здесь?
Дамьен решил проблему просто и незатейливо: резко ударил в дверь плечом, и та просто-напросто рухнула внутрь, подняв тучи темной, отвратительно пахнущей пыли. Дождавшись, когда она уляжется, я мягко, но решительно отстранила Дамьена и шагнула внутрь.
— Ты не должен был это прочитать, — сказала я в ожидании, пока глаза привыкнут к темноте после яркого солнечного дня.
— Я нечаянно, — с какой-то детской интонацией произнес Дамьен.
Ну как на него сердиться?
— Я очень за тебя боюсь, — призналась я. Сейчас мы стояли, буквально упираясь носом в стену: входная дверь вела на винтовую лестницу, которая, опоясывая башню, поднималась на самый верх, к смотровым окнам, где, по легенде и сгорел мятежный Самит.
— Боишься? — переспросил Дамьен так, словно не мог в это поверить. Я вздохнула и, подхватив подол платья, стала подниматься по грязным ступеням. Следов на них не было. То ли Эвгар взлетал в башню аки пташка божия — прямо со ступеней — то ли не появлялся здесь уже много лет.
— Еще бы, — я попробовала улыбнуться, но улыбки не получилось. — Ты мой единственный близкий человек, Дамьен. У меня никого нет, кроме тебя. Слушай… пообещай, что уедешь из города сегодня же. Ты видел информацию, которая может тебя погубить.
— Хорошо, — неожиданно согласился Дамьен. — Я и так и так собирался, мне пришел заказ от старого знакомого…
Слава Господу! Хоть тут можно вздохнуть с облегчением. Если все пойдет так, как я запланировала, то в инквизиции закрутится такая каша, что никто даже не вспомнит о Дамьене.
Лестница вывела нас на крошечную площадку, к темной двери без замка. Следов здесь тоже не было, пыль лежала нетронутым ковром, и я подумала, что мастер Рашат ошибся. Но на всякий случай надо было заглянуть внутрь, и, дотронувшись до ручки, я с удивлением обнаружила, что дверь не заперта.
Мы вошли в небольшую круглую комнату, и я поняла, что в свое время лаборатория Эвгара была именно здесь.
Свет, проникавший сквозь грязные узкие окна, превращал помещение в некое подобие капища. Во всяком случае, солнечные лучи, падавшие на пол, вычерчивали в пыли отчетливо заметные символы изначальной магии. Вот «Алеф», первое имя Господа, вот «Бет» — слово, оживлявшее мертвую материю…
— А ведь это все перестроено, — вдруг сказал Дамьен. — Я пару лет назад работал с книгой… ну неважно. Там были подробные чертежи этой башни. Я точно помню: этой комнаты не было.
— Чего-то в этом роде я и ожидала, — произнесла я. Разумеется, Эвгар все переделал под собственные нужды, а зловещий ореол, окружавший это место, позволял ему не таиться и не беспокоиться о неожиданных свидетелях.
Словно зачарованная, я пошла по комнате вдоль огромного письменного стола, заваленного запыленными бумагами. И чего тут только не было! Пустые ларцы от артефактов с резко перечеркнутой литерой «Р» в круге — личным клеймом мастера Рошана, банки, наполненные разноцветными жидкостями, в которых неподвижно висели змеи и лягушки, кюветы и ванночки с высохшими остатками зелий, крошечные скелетики жаб, распятые на пластинах для вскрытия, пучки сухих трав на стенах… Ощущение было не из приятных. Мне казалось, что меня бросили в гнилое болото, и я медленно погружаюсь в отвратительную теплую воду, и что-то липкое обнимает меня и тянет вниз.
Похоже, мы пришли сюда напрасно. Ларцы от артефактов пустовали, судя по запыленности вещей и пола, здесь давным-давно никто не появлялся.
