– Наберитесь терпения, – произнесла она с улыбкой, и некоторая игривость прозвучала в ее голосе. Она пускала в ход свое обаяние точно отмеренными дозами, впрочем, как и откровения.
– Когда я могу прийти в следующий раз? – спросил Марк поспешно. Ему не терпелось узнать продолжение истории, прерванной на самом интересном месте. То, что он уже знал, не позволяло сделать какие-либо определенные выводы. Детективная история с продолжением… И он все еще на исходной точке.
– Я дам вам знать, – пообещала она, протягивая руку.
И он опять явственно ощутил дразнящий аромат.
В гостинице портье протянул ему записку. Из Нью-Йорка звонили Барт Ритман и адвокат Каролины – Вальтер Моррис. Марк прекрасно знал, что им нужно. Барт торопит с интервью и статьей. Вальтер будет обсуждать финансовые условия развода, защищать интересы Каролины и детей. Но ничего, это подождет: они живут у состоятельного дедушки, вовсе не стоят с протянутой рукой и могут подождать возвращения Марка. Он решительно направился в бар.
– Ты потрясен! – внезапно раздалось за его спиной. Марк резко обернулся. Джанни Риччи, неотразимый сицилиец, блондин с голубыми глазами, высокий и элегантный, весело разглядывая его, протягивал Марку стакан бурбона со льдом.
– Ё-мое! – засмеялся Марк, с благодарностью взял бурбон и отпил большой глоток.
Они устроились на диване у огромного, до полу, окна, выходящего на озеро Пергуза. Туристов нет. Свежий воздух, теплые солнечные лучи, легкая рябь на изумрудной глади озера, девственная природа – они были в раю.
Джанни прикурил сигарету и протянул другу, но тот замахал руками, будто увидел самого дьявола.
– Счастливец, бросил курить, – позавидовал Джанни, глубоко затягиваясь.
– Зато не удалось бросить вот это, – и Марк показал на свой бурбон.
– Ну уж тогда ты бы стал идеальным человеком, а значит, невыносимым занудой, – утешил его Джанни. – Что поведаешь? Исчез, ничего не рассказываешь. Если бы я не нашел тебя сам, ты бы не подал даже признаков жизни.
– Просто нечего рассказать… – оправдывался Марк, незаметно ощупывая карман голубой куртки, на месте ли диктофон. Хотелось побыть одному, прослушать рассказ Нэнси, вникнуть в ее незавершенное повествование. Марк был растерян и никак не мог отвлечься от своих мыслей.
– Признайся честно, тебе не хочется со мной разговаривать. Так будет проще, – поддразнивал его Риччи.
У Марка вырвался жест нетерпения. Он был раздражен по нескольким причинам. Во-первых, прошла неделя, а ему нечего было передать в газету. Во-вторых, угнетала собственная неспособность относиться к событиям с отрешенностью и беспристрастием хроникера – эту монахиню он воспринимал как очаровательную загадочную женщину. Она пробуждала в нем греховные желания, держала его в постоянном напряжении. Он словно уже не принадлежал себе.
– Ты угадал, Джанни. Я не в форме сегодня.
– Поедем в Кастелламаре-дель-Гольфо, развеешься.
– Ты обиделся? – заволновался американец.
– Искренность обижает только дураков, – изрек Риччи.
– Благодарю. Ты – настоящий друг, но почему в Кастелламаре-дель-Гольфо?
– Потому что там живет первый муж твоей очаровательной монахини, – пояснил Джанни.
Марк пожал плечами. Он знал от Нэнси, что Хосе Висенте Доминичи обосновался на Сицилии, что он был когда-то наместником Фрэнка Лателлы-старшего и что он нем как рыба. Узнай Доминичи, что из Нью-Йорка приехал журналист интервьюировать Нэнси, скорее всего он приложит все усилия, чтобы помешать их встрече. Марк поделился с другом своими сомнениями.
– Я не ожидал от тебя такой наивности, Марк. Ты в самом деле думаешь, что Хосе не знает о твоем приезде? Держу пари, что он знает даже частоту твоего пульса. Почему, полагаешь, тебя продержали четыре дня в приемной? Консультировались с ним. И ты будешь знать только то, что эти двое решили тебе сообщить.
– Значит, они видятся. – Марк отхлебнул из стакана.
– Иногда. Он приезжает в монастырь или она в Кастелламаре.
– Она слишком свободно ведет себя для монахини-затворницы, – заметил Марк.
Нэнси не затворница. При том, сколько денег и вещей она дарит монастырю, ей и не то еще позволят. Куда бы она ни поехала, ее сопровождают. А для поездок в Кастелламаре у нее всегда есть прекрасный повод – снять со счета в местном отделении банка проценты.
Джанни Риччи продолжил свой рассказ – неисчерпаемый источник сведений и метких комментариев.
В Кастелламаре они пообедали и направились в сторону виллы Хосе. Они увидели старика Доминичи в сопровождении двух неаполитанских мастифов – он возвращался после объезда полей.
– Если бы я был кинорежиссером, то непременно снял бы его в фильме! – с энтузиазмом воскликнул Марк.
– Он – полуиспанец, полусицилиец, возможно, с примесью арабских кровей. Потрясающий типаж, – восхитился Риччи.
– Как ты считаешь, подойти мне к нему? – спросил Марк.
– Когда он сочтет это необходимым, то выберет день и час и сам проявит инициативу. Он прекрасно знает, кто ты, где находишься и чем занят.
Марк проследил, как великан исчез за дверями виллы, и ему показалось, что на лице этого африканского идола промелькнула улыбка.
Марк вернулся к себе в номер уже вечером.
Номер был чистый, но безликий, как во всех средней руки гостиницах. Скрашивал его большой стол, освещенный мягким светом лампы. Марк включил диктофон на прослушивание и разложил на столе материалы для статьи, привезенные из Нью-Йорка, – кучу газетных вырезок и фотографий. Только сейчас он обратил внимание на то, что среди этих материалов нет ни одной фотографии Хосе Висенте, Шона Мак-Лири, ирландца, любовника Нэнси. Даже в номере, где сообщалось о его смерти, не было его фотографии.
Марку хотелось бы знать, как выглядит мужчина, которого Нэнси так сильно любила. Зато в избытке было фотографий Нэнси с Тейлором Карром, значительно более молодым, чем Хосе Висенте Доминичи. У Карра аристократические черты лица, но при этом в нем было что-то общее с Хосе: сильный и решительный взгляд, жесткие черты лица.
Марк тщательно рассмотрел две фотографии Нэнси в «Космополитэн». На одной она была в вечернем туалете, на другой – в купальном костюме. Вот она, та женщина, которую он знал и желал. Он смотрел на вырезки, слушал ее спокойный музыкальный голос, и ему казалось, что он обладает ею.
Чтобы избавиться от наваждения, Марк резко поднялся. Разъяренный, он выключил диктофон и положил его в ящик. Собрал вырезки и фотографии и сложил в папку и растянулся на кровати. Он был зол на самого себя. Из этого дела не выйдет ничего путного – здесь другие диктуют правила игры. Он чувствовал, что увяз в этой истории по уши, чему нет оправдания. Он – жертва безрассудного влечения к этой женщине, он попал под ее чары. Если он настоящий профессионал, то самое время собирать чемодан и рвать отсюда в Нью-Йорк. Пусть кто-нибудь другой займется этим делом, и посмотрим, что у него получится… Его мысли нарушил телефонный звонок.
