Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
– Всего на девять лет старше меня, – звонко сказала она, а потом почти шепотом, словно извиняясь, добавила: – Только я не Оля. Я – Лена.
2
Из редакции они вышли все вместе: Афанасьев, корректорша Ира Колесникова, здоровенный Паша Бурденко, который обычно был равнодушен к спиртному, а сегодня почему-то напоролся до поросячьего визга. И Лена, которая так быстро нашла общий язык с работниками информационного агентства.
«Безумный день, – подумал Афанасьев, – такое впечатление, как будто сегодня я разгружал вагоны с мукой. Представитель ГРУ Ярослав Алексеевич, голоса в голове, бес Сребреник. Письма, письма… Колян Ковалев, поди, на меня злится, нужно ему позвонить, тем более есть что обсудить. И еще этот Коркин со своим подрастающим поколением. И так рано седею, а тут совсем… Хорошо, Паша Бурденко Антона Анатольевича вместе с его Хойцевым уволок, а то вообще дурдом бы вырисовался».
Он обернулся и посмотрел на Елену, которую вел под руку хохочущий, раскрасневшийся и довольный жизнью Бурденко. Красивая. Если Лариса Лаврентьевна чуть не убила своего мужа Серафима Ивановича за то, что он потезисно излагал приемы журналистского ремесла толстой прыщавой мымре, то за один взгляд, которым Женя сейчас смотрит на Лену, а до того смотрел сам Иваныч, его должно ввергнуть в ад.
…Обычный взгляд. Ничего особенного в нем нет. Да и не может быть. Какая-то юная девочка Лена…
И если что-то и мерцает в самой глубине глаз, то это только потому, что имя это – Елена – целый день, как неусыпная обволакивающая боль, жжет мозг. Быть может, тут причиной и водка, и бес Сребреник, был ли он или не был?.. Непонятно. И вообще – есть в этом деле, в обстоятельствах его возникновения что-то такое, что делает ноги ватными. Страшно. Внезапно он почувствовал, как же ему страшно и как не хочется идти домой и остаться там одному, в пустой квартире – бывшая подруга уехала, дескать, на похороны своей тетушки. Вернется, нет?.. И что это с ним? Ведь нет никакого повода для возникновения этого липкого, вяжущего, цепко хватающего за запястья свинцового оцепенения, за которым таится что-то жуткое. Так, вероятно, чувствует себя птица, когда еще не видит притаившейся в траве змеи, но уже ловит из словно застывшего воздуха флюиды тяжелого, леденящего ужаса.
– Вам плохо, Евгений Владимирович?
Он повернул голову: возле него, чуть касаясь тонкими пальцами его плеча, стояла Лена. За ней громоздилась здоровенная темная фигура. Впрочем, это Бурденко, змейкой проскользнула спасительная мысль, и Афанасьев почувствовал, как расслабляются на мгновение обратившиеся во вздрагивающие стальные канаты жилы на горле. Глупость какая-то.
– Кажется, я перетрудился, – сказал он. – Пойду спать.
– Тебя не проводить? – икнув, спросил Бурденко.
– Зачем? – буркнул Афанасьев. – Тебя бы кто самого проводил…
Бурденко прогрохотал что-то невнятное, а потом вышел на середину дороги и начал голосовать. Машины старательно огибали эту огромную, шатающуюся фигуру и ехали дальше. Некоторые части притормаживали, но только затем, чтобы обругать мешающего автопотоку Пашу и ехать дальше. И только один идиот замигал поворотником и свернул на обочину. К нему-то и сел Паша. При этом предпринял попытку втащить туда и Лену, но последняя решительно заявила, что такой автостоп ей противопоказан по состоянию здоровья и прописки. Как оказалось, она жила в пяти минутах ходьбы от агентства с милым прозвищем «Пятая нога».
С исчезновением Бурденко Афанасьев повеселел. Только сейчас он заметил, что всех прочих собутыльников уже развели по домам.
– Вас не проводить, Леночка? – спросил он, вымучивая на своем лице самую усталую за всю
cboto жизнь улыбку. Лена задумчиво кивнула головой, отчего, потеряв равновесие, чуть не упала в лужу, по которой за минуту до этого вброд переправился Бурденко. Афанасьев едва успел подхватить ее.
– Голова кружится, – виновато сообщила она.
– И мальчики кровавые в глазах? – иронично продолжил Афанасьев.
– М-мальчики? К-кровавы-е?.. – Она недоуменно посмотрела прямо в глаза Афанасьева.
– Да это у Пушкина, – засмеялся он. – Из «Годунова»: «И все тошнит, и голова кружится, и мальчики кровавые в глазах…»
«А у тебя бесы Сребреники в ушах!» – вдруг громыхнуло у него под черепной коробкой, и в голове возник такой звук, как если бы по пустому жестяному ведру нежно приложились пудовой кувалдой.
Афанасьев вздрогнул и, зацепившись ногой за какую-то вальяжно торчавшую из асфальта арматурину, повалился на обочину.
Лена склонилась над ним:
– Женя, вы как? Нормально?
– Да сойдет, – пробормотал Женя, хватаясь рукой за землю, а вместо этого находя хрупкое Ленино запястье. – Ты меня извини… у меня что-то немного голова закружилась, и вообще…
«Что ты девушке мозг пудришь? – цинично высказался бес Сребреник, сопровождая свои слова каким-то мерзким скрипом. – Так и скажи ей, что ты в некотором роде не один, так сказать – одержим инферналом, и никакая клиника тут не поможет. Ну… скажи!»
– Да заткнись ты, чертов Сребреник! – рявкнул Афанасьев и тут же с ужасом обнаружил, что говорит вслух, более того, говорит вслух очень громко.
Интересно, что можно подумать о человеке, валяющемся на земле и явно выпившем, который отгоняет от себя какие-то «сребреники» и рекомендует им заткнуться, притом машет всеми имеющимися в наличии конечностями?.. А особенно интересно, что подумает вполне приличная девушка, которой еще и двадцати нет?
Однако Лену мало смутили такие вещи. Она потянула Женю за руку, придавая ему вертикальное положение. Собственно, он и сам прекрасно бы поднялся, не особо уж он и был пьян. Просто вымотан. Бес Сребреник же, занявший наблюдательный пост то ли где-то поблизости, то ли непосредственно внутри многострадального афанасьевского организма, продолжал свое дивное выступление, но несколько экспансивнее:
«У-ух, Евгений Владимирович! Теперь представляете, каковы неприятности, а? Но ведь это только начало, уверяю вас! Нет, я вовсе не хочу вам зла. Никак не хочу. Более того, я!.. Да уж!.. Хочу стать для вас неким путеводным маяком в эту сложную минуту вашей жизни! Минуту! Час!.. День! Неделю! Год!.. Столетие!.. Ах, эти скверные штучки со временем. Ладно, Женек, – невидимый дух перешел на более доверительную манеру общения, – хватай эту даму и валяй. Я покамест целомудренно помолчу. Молчал же мой далекий предок, когда Иоанн Васильевич проводил брачную ночь с Марфой Собакиной! Это, кстати, та самая царица, которая показана в фильме „Иван Васильевич меняет профессию“.
– Замуровали, демоны!.. – деревянным голосом уронил Афанасьев и воззрился на Лену.
Та мягко, понимающе улыбнулась и произнесла:
– Бывает, Женя. У меня был один знакомый, Сева Жмякин, гитарист. Так он имел обыкновение допиваться до такой степени, что ему в каждом углу мерещилось по черту. Он, чтобы не обидеть, величал эту белогорячечную нечисть по имени-отчеству. Так, в левом ближнем углу у него сидел Иван Селиверстович, в левом дальнем – Петр Никифорович, в другом дальнем – Мефтахудын Ахнефович, бес татарского розлива. Ну и в последнем углу располагался гость из ближнего зарубежья, незалежный бис Петро Викулович. Этот появлялся только после злоупотребления самогоном.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
