Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 132
– Что же вы не берете?
– Сейчас еще не своевременно. Прикажу взять, когда надо будет.
По долгу русского офицера – я доложил об этих словах Гайды адмиралу Колчаку. И снова горячо убеждал его заставить хитрого чеха помочь нашей Западной армии переходом в энергичное наступление главными силами на юг. Верховный правитель выслушал меня, печально кивая опущенной головой. Когда он поднял ее, я увидал впервые в его глазах такое большое горе. И он тихо, не улыбаясь, произнес:
– А вы знаете, что английский король прислал Гайде, через генерала Нокса, орден Бани?
И устало махнул рукой…»
* * *
Белая русская армия генерала Ханжина, не поддержанная Сибирской армией Гайды и ослабленная двухмесячными боями, не смогла сдержать натиска большевиков, которые бросили все свои силы на Волгу. Как раз в это время Гайда отдал приказ своим войскам перейти в наступление и занять город Глазов. Это было выполнено легко, почти без потерь. Но впечатление в тылу получилось сильное, – еще бы, успех всегда дает радость, а особенно на фоне других неудач!
Однако большевики, навалившись на Западную армию, разбив ее наступление на Волгу и оттеснив за реку Белую, сосредоточили теперь удар своих главных сил на Сибирскую армию Гайды. И сейчас же вслед за взятием Глазова начались у него неудачи, которые с каждым днем принимали все больший размер и обратились наконец в катастрофу. В некоторых частях Сибирской армии, подпавшей пропаганде чешских и доморощенных политиканов, начались восстания и переход на сторону большевиков; это сопровождалось, как всегда в таких случаях, избиением многострадального русского офицерства.
Гайда использовал эти затруднения по-своему. Он прислал в Омск, минуя верховного правителя, прямо в кабинет министров ноту, в которой излагал, что причина неудач лежит не на нем, а в неумелом руководстве армиями; он грозил, что дело погибнет, если не передадут управление всеми русскими силами ему, Гайде. Особенно он нападал на начальника штаба верховного правителя, на генерала Лебедева. Тон ноты был угрожающий, – что-де если не подчинят все армии Гайде, то он или уедет совсем, или повернет штыки своей армии на Омск.
Там поднялась большая тревога. Адмиралу Колчаку пришлось ехать самому в Екатеринбург, на свидание с Гайдой; оттуда оба они вернулись в Омск. Здесь шли долгие колебания, переговоры, а Сибирская армия в это время отходила все дальше. Верховный правитель хотел прогнать Гайду, так как уже выяснились почти все его закулисные замыслы и интриги, как равно и связь его с чешскими политиканами. Но в конце концов адмирал не решился на этот крайний, как тогда ему казалось, шаг и пошел на уступки. Гайде была подчинена Западная армия – в оперативном отношении.
Но действия приняли такой оборот, что через два дня уже пришлось этот приказ отменить. «Бессмертный батальон имени генерала Гайды» перешел на сторону большевиков; это печальное явление повторялось почти ежедневно на различных участках фронта Сибирской армии. Неудача ее, вместо обещанных легких успехов, действовала удручающе на войска и на население, а усиливавшаяся пропаганда большевиков и их агентов в Сибири ввергла массы снова в крайне нервное состояние, полное волнений и брожения. Этим и объясняются измены воинских частей и переход их на сторону большевиков. Все это происходило как раз в то время, когда внутреннее положение в соседней Западной армии, командование которой в те тяжелые дни адмирал Колчак возложил на меня, становилось все прочнее; чисто народное движение против большевиков увеличивалось там с каждым днем. И в моей армии не было ни одного случая измены.
Сибирская армия, так недавно еще сильная и многочисленная, таяла и исчезала. Кроме указанных выше причин, много способствовало этому безостановочное отступление, почти без попыток образовать резервы и переходом в наступление остановить натиск красных. Без боев была оставлена Пермь с заводами, с потерей огромного количества снабжения, складов, с потерей всей нашей речной флотилии. Эта безнадежность, вытекавшая из полного неумения и неспособности фармацевта-генерала, действовала на сибирские части все хуже и хуже.
В эти дни верховный правитель решил устранить от командования Гайду и заменить его другим лицом. Гайда пытался противодействовать, выступил снова с угрозами, отказался подчиняться. Тогда адмирал Колчак издал приказ об увольнении Гайды в отставку, с лишением его права носить русский мундир.
В особом поезде, увозя все свои ценности, в сопровождении близких ему клевретов, под покровительством Чехословацкого национального комитета и француза Жанена выехал авантюрист Гейдль, минуя Омск, во Владивосток. И там засел он до осени.
* * *
Мы справились в те дни с бедой. Сибирь – эта страна неиссякаемых источников, страна будущего, – дала силы, а русская выдержка все переборола. Вместе с отходом вглубь Сибири мы производили необходимые реформы, пополняли свои ряды и готовились к новому периоду нашей отечественной борьбы.
В тот 1919 год в Сибири была очень мягкая и запоздалая осень. Золотые дни, румяные закаты, нежные зори, и даже ночи были теплые, лишь с легким дыханием приближающейся зимы. Необозримые поля Западной Сибири убегали к бледно-голубому горизонту, волнуясь и переливаясь пышными темно-золотыми колосьями созревших хлебов. Урожай был тогда повсюду на редкость обильный. Теплая, сухая осень напоминала собою весну и была очень подходящим временем для широких активных действий.
Наши армии снова перешли в наступление и ударили по большевикам. Весь сентябрь и начало октября, без перерыва, мы успешно атаковали красных и разбили в ряде боев их силы. Армия, действовавшая на главном направлении, вдоль железной дороги Челябинск – Уфа – Самара, была под моим командованием. Три корпуса ее гнали в течение сентября красных от реки Ишима до Тобола, преследовали их на протяжении более 200 верст. Операции закончились полным успехом. Но дались они нам нелегко, потери убитыми и ранеными почти обескровили мою армию. Мы были принуждены, прогнав красных за Тобол, остановиться на этом рубеже, чтобы пополниться, дать частям отдых и снабдить их теплой одеждой для предстоящего зимнего похода.
В штаб моей армии поступали сведения о состоянии большевиков в те дни: их полк, во время учения за Тоболом, разбежался при появлении кучки конных, принятых красными за наших казаков. А пленные красноармейцы и перебежчики от них показывали в один голос:
– Вся Красная армия решила, что, коли белые будут дальше гнать, дойдем до Челябинска с боями, а там все рассыпемся, разбежимся и комиссаров перебьем…
Опять был момент перегиба истории. Поддержи нас чешские легионеры, хотя бы одной дивизией, хотя бы всего 10 тысячами из 50, – то красных не существовало бы, не было бы и угрозы 3-го Интернационала над всем миром. Русский народ был бы освобожден от кровавой его диктатуры. Но обленившиеся и заплывшие жиром банды чехов предпочитали сидеть в тылу, охраняя с оружием в руках наворованное добро.
А большевики, понимая опасность создавшегося положения, все силы направили против нас, бросили все, что было свободного в резервах, снимая части с других фронтов. В середине октября начались снова ожесточенные кровопролитные бои. Моя армия, не успевшая получить пополнений, таяла с каждым днем. Наконец, на четвертый день непрерывных боев, красным удалось переправиться через Тобол, прорвав растянутый фронт нашего левого фланга. Нестерпимо мучительно было переживать те дни, когда кучки наших храбрецов, только что совершивших победоносный марш к Тоболу, были принуждены из-за халатности тыла и преступного предательства отступать снова на восток.
Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 132
