На пресс-конференции однажды репортеры поинтересовались у Тарасова, будут ли когда-нибудь советские хоккеисты играть в НХЛ, а канадские — в Советском Союзе. По словам Виктора Гусева, Тарасов был категоричен: «Мое мнение такое: никогда советские хоккеисты в Северной Америке играть не будут. Они у вас не приживутся. И вы у нас не приживетесь. Об этом нет даже смысла говорить». То ли тогда, в 86-м, Тарасов действительно так думал, то ли в нем заговорила обида на принимающую сторону, захотевшую, как считал Тарасов, использовать его для наведения мостов.
«Тарасов, — рассказывал мне Гусев, — уже тогда ходил с палочкой, которую называл “клюшкой”, уже тогда чувствовал себя неважно, из-за ноги уже тогда был больной человек. Через год после нашей поездки “Ванкувер Кэнакс” пригласил Тарасова и организовал для него операцию, которую оплатил клуб».
А в тот приезд Тарасов с первых же часов стал всех удивлять. «Мы прямо с аэродрома, — вспоминает Гусев, — отправились на тренировку. Канадцы предложили было отдохнуть после сложного длительного перелета, но Тарасов был тверд.
У нас, — сказал он встречавшим, — и без того мало времени. Нужно начинать работу сразу, без раскачки. Поехали на тренировку».
Приехав на тренировку, сели на трибуну. Тарасов внимательно смотрит на площадку и записывает, записывает, записывает… Неподалеку от него — журналисты. «Тарасов, — рассказывает Виктор Гусев, — вдруг поднимает голову и говорит: “Скажи им, что у меня первое замечание. Вот тренируют численное преимущество. Неправильно это делают. Почему защитники всё время бросают по воротам?” Кто-то из репортеров спрашивает Тарасова: “А куда же им бросать?” Тарасов объясняет: “Защитники должны два раза бросить по воротам, а третий раз — мимо ворот. И об этом обязан знать крайний нападающий. Он должен там стоять и рвануть на этот третий бросок и отправить шайбу в ворота”. То же самое потом Тарасов сказал в раздевалке тренеру Тиму Уотту. Все всё записали. Совпадение это или нет, но в состоявшемся на следующий день матче, по-моему с “Калгари”, разыгрывая численное большинство, “Ванкувер” забрасывает шайбу точь-в-точь по схеме Анатолия Владимировича. В газетах восклицают: “Первым же советом Тарасов поднимает нашу команду!”
После первой тренировки в раздевалке был разбор занятия. Имен хоккеистов Тарасов, разумеется, не знал, а на тренировочной форме на спинах у игроков не было и номеров, звенья работали в разных по цвету майках. Но советский тренер детально охарактеризовал действия каждого, оперируя прозвищами, которые дал сам, — “длинноволосый”, “в светлых перчатках”, “с клюшкой в левой руке”… И все прекрасно понимали, слушая характеристики Тарасова, о ком идет речь. Тим Уотт все записывал».
Тарасов составил небольшие записочки для каждого хоккеиста «Ванкувера». Некоторые игроки попросили Гусева перевести слова тренера и повесили записки на свои шкафчики в раздевалке. Другие повесили без перевода, сказали, что это «талисман, написанный рукой великого Тарасова». Содержание записок было простым, но емким. Одному хоккеисту Тарасов, например, написал: «Тебе необходимо усилить физическую мощь»; другому: «Обрати внимание на взаимодействие с центрфорвардом»; третьему: «Больше играй с партнерами»… Игроки к этим наставлениям отнеслись очень серьезно.
Любопытный эпизод был в Ванкувере с водой. Тарасов обратил внимание на то, что на тренировках игроки подъезжали к расставленным емкостям с водой и пили сколько угодно, в любой момент. «У нас, — рассказывает Гусев, — считалось, что это вредно для сердца. Мне мама даже говорила: не пей воду, когда играешь в футбол, бегаешь, — сердце надорвешь». Тарасов за голову схватился: «Что вы делаете?..» Это был единственный случай, когда Уотт сказал Тарасову: «Анатолий, мы слушаем всё, что ты говоришь, записываем, но во врачебные дела давай не будем влезать. Доказано, что это абсолютно правильно».
После каждого матча Тарасов занимался с тренерами разбором игры. Однажды обиделся. Уотта задержали на обязательной пресс-конференции. Тарасов ждал его. «Не уважает меня, мальчишка… Том, ты чего, Том? Виктор, так и переведи — ты чего, Том? Чтобы он понял». Тарасову объяснили, что Уотт был вынужден задержаться, потому что выполнял важную часть своей работы. Тарасов помягчел. Уотта, с его аристократической внешностью, он называл «белой костью», а про помощника его, краснолицего, усатого, похожего на лесоруба Джека Макилхарги, говорил: «Этот — наш».
Тарасову очень понравился тогда нападающий «Ванкувера» Стив Тамбеллини. «Хороший, командный игрок», — охарактеризовал его Анатолий Владимирович. Тамбеллини, надо сказать, — хоккейная династия. Отец Стива, Эдди, в 1961 году в Женеве стал чемпионом мира в составе канадской команды «Трейл Смоук Итерс». Сын Стива, Джефф, тоже одно время играл в «Ванкувере».
На выездной матч Тарасов за две с половиной недели пребывания в Ванкувере летал лишь один раз, чартерным рейсом. У кого-то из хоккеистов родился сын, об этом было объявлено в самолете, и парень угощал всех сигарами. Вручил сигару и Тарасову. Анатолий Владимирович хмыкнул, но курить не стал.
Принимали Тарасова по высшему разряду. Роскошный номер. Три комнаты: общая, тарасовская и гусевская. Два мини-бара, чему Анатолий Владимирович был чрезвычайно рад, позволяя себе рюмочку-другую. Клуб оплачивал всё, включая питание в ресторане отеля. Гусев вспоминает, что поесть Анатолий Владимирович любил, но в еде был неприхотлив, изыскам равнодушен, предпочитал простую пищу.
Когда Тарасов выходил из гостиницы, его окружали караулившие выход тренера ребятишки и протягивали ему для автографа его собственные книги, причем разные, изданные на английском языке. Он их никогда прежде не видел и ничего о них не знал. Попросил у одного мальчишки: «Подари книгу». Тот: «Что вы! У меня только одна. Я не могу с ней расстаться».
На улице и на стадионе Тарасова узнавали и тепло приветствовали. Работоспособность его поражала канадцев. Он посещал все раскатки, тренировки, матчи. На предложение: «Может быть, не пойдем?» — отвечал неизменным: «Нет. Нужно всё смотреть!»
«Однажды, — вспоминает Виктор Гусев, — нас пригласили в мэрию, где были все руководители команды, владелец “Ванкувера” Артур Гриффитс. Собираемся. Надо одеться как-то по-особенному. Тарасов: “Нет-нет. Я — тренер. Никаких галстуков”. И облачился в одежду спортивного стиля. Говорит: “Нужно, конечно, взять селедочки”. — “Какой селедочки?!” — “Давай-давай, купим селедочки. Я ее приготовлю с лучком”. И он всё это у нас в номере разложил, порезал, завернул в специальную пленку, положил в пластиковый пакет, и мы пошли в мэрию — на прием! Хозяева приема, все в костюмах, с галстуками, — обалдели. Уже минут через пятнадцать Тарасов превратил их в самых раскованных людей в мире! Они сняли пиджаки, руками брали эту селедочку с лучком, закусывая выпитую водку, хохотали. Анатолий Владимирович абсолютно их перестроил, настроил на совершенно иную волну. И канадцы потом говорили, что Тарасов помог им, людям из мэрии и руководителям клуба, лучше понять друг друга. Никогда прежде они не находились вместе в такой вот ситуации абсолютной раскованности. Тарасов их мгновенно объединил — селедочкой, непосредственными тостами, рассказами смешными, некоторые из которых ложились только на нашу почву, игра слов обычно не переводится, но они всё равно хохотали, как только я начинал переводить. Тарасов похвалил канадскую водку: “Это — сюрприз для меня, я считал, что только у нас хорошая водка”».
