— Ничего, что смердят они как демоны и воняют гарью и серой? — осторожно спросил Барт.
— Добро, — посмотрел на трубу огнеплюва священник, — Все, что разит язычника, служит делу Господа нашего.
Вдалеке слышался могучий хор паасинов. Они пели все вместе, закрыв глаза, представляя, что находятся не в ровной, как скатерть, степи, а в родном лесу под сенью гостеприимных деревьев. Впервые за сотни лет они, не считающие себя людьми, собрались драться вместе с камоэнсцами как полноценные жители одного королевства, одного дома.
Гийом упустил время на молитву и исповедь. Он выскользнул из постели, когда утомленная, но счастливая Ангела заснула. Магу было не до сна.
Его ждали алькасары, плененные во время ночной вылазки. Сотня человек лежала на сырой земле, со связанными за спиной руками. В ряд, один за другим. Охранявшие их гвардейцы с опаской косились на мага, рисующего черной краской непонятные им знаки на мече-бастарде.
Закончив — покрыв клинок с обеих сторон росписью широких знаков — Гийом положил меч на колени, покрутил. Свежая краска против должного, не пачкала кожаные штаны. Остался доволен результатом. Вздохнул, встал, подошел к первому султанцу. Взял бастард обоими руками.
Крик алькасара оборвался на середине, перешел в бульканье. Маг шагнул к следующему, не обращая внимания на агонию первого, конвульсии, кровь, хлещущую из разорванной глотки.
Убийца получает силу жертвы. Этот простой закон помнят все полудикие народы, такие как алькасары, что прилежно хранят память о победах своих, ставя зарубки на рукоятях сабель и кинжалов. Скайцы тоже упоминают в песнях о героях точное число сраженных им врагов. Они только не знают, что сила эта быстро оставляет убийцу. Вытекает, как вода из дырявого бурдюка. Иначе бы не погибали матерые хищники от рук зеленых юнцов.
Сила эта — важна лишь в бою, пока кипит кровь в жилах, и туман карминовый застилает глаза. Рубиться рыцарь, получив десяток ран, а не умирает, как Марк де Мена этой ночью. И большую цену платят враги за смерть его. Но вот закончилось сражение, и рыцарь умирает, сила убийцы — она лишь на убийство и идет.
Тяжело поднимался и падал бастард — меч, уже однажды проливший кровь Кербона, назвавшегося Драконом. Страшные знаки, нанесенные на него непросты, маг напряг память и вспомнил далекую молодость, пору теоретического увлечения некромантией.
Тело его — не надежный сборщик — впитывало лишь часть силы, хлещущей вместе с кровью жертв. Прочую, обычно уходящую в землю, забирал широкий клинок де Мена. Медленно краснел металл, будто бы втягивая кровь, как пиявка. Растекался кармин по сверкающей стали, забирая свет ее, обличая истинную суть, стирая лживое благородство.
Гвардейцы осеняли себя треугольниками, ругались и глотали вино и коньяк из пузатых фляжек. Маг медленно шел вперед по страшной живой цепочке. После пяти-шести жертв садился на землю — отдыхать, разминать руки, особенно кисти, тяжел был меч Марка.
Султанцы бились в путах, кричали что-то. Гийом не слушал — они для него все уже были мертвы. Он иногда кидал взгляд на небо, сплевывал и принимался за свое палаческое дело. Время поджимало.
Последний десяток он просто заколол, рука дрожала при рубке. Бастард, казавшийся оружием настоящего упыря-кровососа, не хотел покидать теплые, еще живые тела. Приходилось тащить его, упираясь в труп одной ногой.
Последний. Голова мага кружилась, из носа вот-вот могли хлынуть красные струйки.
— Гийом, вас ищут. Алькасары уже вывели войска, — подходя, Луис шумел железом доспеха.
Чародей обернулся. Поэт отшатнулся.
— Еще не полдень. Я успею умыться. Нехорошо пугать Ангелу, — сказал маг.
Де Кордова кивнул и распорядился о бочке с водой.
Войско замерло, вытянувшись в линию на восемь лиг, притом. Замерли рыцари на боевых конях, ордонансы в плотном строю, замолчали гарнизоны таборов. Командиры давали последние приказания, товарищи поручали друг другу просьбы на случай гибели, Кто-то напевал фривольные песенки, являя образец полной безмятежности, кто-то сосредоточенно читал молитвы, запинаясь, забывая слова, заменяя канонический текст искренним обращением от сердца.
Алькасары так же вышли из своего лагеря. Шумная цветастая орда неспешно двигалась к врагу, выходя на подходящий рубеж. Пять лиг — много для атаки конницы и пехоты, вот одна — в самый раз. Ветер опять был на стороне огнепоклонников, донося до ратофолков их оскорбительные выкрики.
— Я пошел, — проговорил Гийом, обращаясь сам к себе.
Он отказался от лошади, стоял пеший среди конных, смотрел сверху вниз. На плече держал страшный бастард, один вид которого заставлял грандов свиты, избегать близости чародея. Но никто ничего не говорил. Маг был подлым колдуном, место которого на костре, но своим. Единственным, кто был готов бросить вызов Дракону.
— Возвращайся, — попросила его Ангела. Королева не стала обряжаться в женские парадные доспехи, осталась, как и была в скромном закрытом платье. Олицетворяя перед воинами их жен, дочерей и любимых. Олицетворяя собой Камоэнс. Родину.
— Удачи! — пожелал ему Агриппа, накинувший на плечи черно-желтый плащ, — Сделайте свое дело, и я не подведу.
Графы и Рамон Мачадо молчали. Кармен — вечная спутница королевы улыбнулась ему и махнула рукой. Больше никто не сказал ни слова. Луис был на позиции в своем полку. Маг развернулся и зашагал к алькасарам. Воины распутались, освобождая дорогу, смотрели с надеждой. Но одобрительных выкриков было мало, слух о бойне пленных успел обойти войско.
Алькасары остановились на заранее выбранном рубеже. Были отчетливо видны границы между отдельными дружинами беев и санджаков. Султанцы соревновались в богатстве конской упряжи и оружия. Их орда, в ярких халатах поверх кольчуг, влекла глаз разнообразием расцветок и оттенков. Камоэнсцев отличала суровость цветов на гербах, плащах и конских попонах.
Заметив одинокого чародея, из общей массы алькасаров выдвинулась группа всадников, одетых с особой пышностью. Цена драгоценных камней, украшавших их одежду, доспехи и оружие равнялась годовой казне Камоэнса. Жеребцы лучших кровей под седлами сделали бы честь личной конюшне Хорхе, бывшего ценителем лошадей.
Это были беи и тысяцкие разношерстной орды — подлинные властители Султаната. Впереди них на белом скакуне ехал знакомый Гийома и Луиса — Джайхар. Санджак корсаров сделал большую карьеру при Хамди, стал визирем. Во время ночной резни, он остался верен Дракону, а не своему султану, за что и получил титул четвертованного изменника. Половина из его спутников так же были героями этой ночи — заняли освободившиеся титулы.
Кербон-дракон подавил гнездо измены, простые воины поддержали не алчных вельмож, а своего мессию, обещавшего им жизнь, достойную настоящего мужчины. Путь воина-завоевателя, ужаса покоренных народов. Путь, манящий обилием золота, женщин, рабов и вина. Каждый нищий воин уже мнил себя беем в завоеванной стране.
