— Всем быть наготове! В момент столкновения сразу же перепрыгивать на большую льдину!
Оставшихся в живых собак засунули в заплечные мешки. И вот огромная льдина с шумом и скрежетом ударилась о льдину «ермаковцев».
— Приготовились! Пошли!
Команда шхуны разом дружно перепрыгнула на большую льдину и вовремя! В тот же момент их бывшая льдина была подмята и с шумом ушла под воду. Вскоре новая льдина сошлась с еще несколькими и, врезавшись друг в друга, они образовали довольно большое и надежное поле. Отойдя подальше от края, измученные морально и физически люди устроились на ночлег. В этот момент едва не потерялись кок Ларионов и барон Будберг, которые почему-то направились к опасному краю льдины и были вовремя найдены и возвращены обратно.
— Почему ты поперся куда не след? — гневно ругался на повара Крузенштерн.
— А их благородие пошли, а я и за ними. Они же из студентов, значит все знают, — оправдывался тот.
Крузенштерн только рукой махнул
— Ну а вы, Александр, чего пошли куда не надо, о чем вы думали?
— А ни о чем, — простодушно пожал плечами Будберг, щуря свои близорукие глаза.
На это у Крузенштерна не было уже не только слов, но даже жестов.
Вечером лот показал 12 саженей. Все приободрились еще больше.
— Теперича нам ничего больше не грозит, так как льдину два раза Господь оторвать не даст. Он, вот, и в прежний раз, попужал нас немножко и обратно возвернул, — делился своими соображениями боцман Панкратов.
Ночь на 14 сентября была такой холодной, что если бы раньше не успели просушить одежды, утром бы никто не проснулся. Сухарей к этому времени ни у кого уже почти не осталось. Делили последние. Утром осмотрелись. Ветер гнал льдину на ост-норд-ост, а лот показал 10 саженей. Лед понемногу двигался к берегу, на между ними еще оставалось много воды и приходилось только ждать. Почувствовал некоторое облегчение штурман Матисен. А вечером льдину в который раз погнало на норд-вест. Все сразу замолчали и глядели на боцмана, словно он был главным виновником происшедшего.
— А я то при чем? — пытался тот оправдываться.
— А кто накаркал, — сказали ему.
После этого каждый воздвиг себе изо льда некое подобие дома, который тут же обозвали «гробницей». Берег скрылся. Забравшись в него, легли спать, молясь чтобы Бог смилостивился и на этот раз.
— Будем надеяться, что нас снова покрутит и направит к берегу, прежде чем разломается льдина, — сказал Крузенштерн своим спутникам, устраиваясь на ночлег.
Опять шел сильный дождь со снегом и все снова вымокли до нитки. Собаки, делившие с «ермаковцами» все невзгоды, даже перестали скулить, а только жались к людям, ища хоть немного тепла. Командирский пудель при порывах ветра от слабости валился на спину и не мог встать.
Утром выглянуло скупое полярное солнце, и люди опять принялись сушиться. Крузенштерн увидел песца, хотел было его подстрелить, но тот убежал. Вольнонаемный повар Павел Ларионов попался на воровстве. Приберегая несколько своих сухарей, он предпочитал воровать у других и был пойман с поличным. Матросы грозились скинуть вора со льдины, но вмешался Крузенштерн и объявил, что прощает повара. Все лучше становилось штурману Матисену. Он уже вовсю жевал сухари и объявил, что вполне готов продолжать путь пешком.
Наступило 16 сентября. Из воспоминаний Крузенштерна: «Хотя ни у меня, ни у людей надежды не было достигнуть берега, потому что уже несколько раз были обмануты, мы, все-таки, помолившись Богу, тронулись в путь в 6 часов. Шел сильный дождь и мы все были мокры; первые два часа мы шли по весьма опасным местам, по сжатым маленьким ледникам, между которыми проваливались постоянно, часто до груди, и, наконец, в 8 часов пополуночи достигли до сплошного льда на котором была гора; с вершины ее увидели, к общей радости, берег верстах в 15 или 18. Не отдыхая нисколько, мы пошли весьма скоро вперед и сделали привал не раньше 11 часов. Берег отстоял от нас еще на 8 или 9 верст, но половина людей выбилась совершенно из сил и я принужден был дать полчаса отдыха. Особенно Будберг до того ослаб, что говорить уже не мог и падал на ровных местах. Мы все воспользовались этим временем и съели двойную порцию сухарей. Некоторые из команды повредили себе ноги при падении и тащились с трудом. До пяти часов мы шли без оглядки, не встречая полыней, осталось до берега не более одной версты. Около двух часов я сам был до того уставши, что помогала только сила воли. С величайшим трудом тащился я вперед; грудь и плечи болели донельзя, но эта слабость была непродолжительна: к 6-ти часам я шел также легко и быстро, как прежде. Последняя верста была необыкновенно тяжела для нас. Берег не дался нам без упорного боя и я не знаю попали ли бы мы вообще на него без помощи матроса Попова? Он шел передовым последнее время и я любовался его неустрашимостью и находчивостью в преодолении всякого рода препятствий; все остальные довольно равнодушно смотрели на берег как и на лед и у каждого из них было одно желание — лечь и отдохнуть».
Уже у самою берега моряки снова вышли на полынью, слава богу, не слишком широкую. Остановились, перевели дух, нашли, как всегда, подходящую льдину-паром и качали переправу. После переправы поход продолжился. Скоро до берега оставалось уже каких-то 50 саженей, но опять открылась вода, и на этот раз в обозримом пространстве не было видно ни одной подходящей льдины. Замерили глубину, она была совсем небольшая.
— Оставаться здесь, значит замерзнуть! Кроме того, нас в любой момент может снова отнести на льдине в открытое море. Два раза повезло, но как знать, повезет ли в третий! — объявил Крузенштерн. — Поэтому приказываю каждому, кто как знает и как может идти к берегу прямо по воде. Перед переправой всем разбиться по двое-трое, чтобы в случае чего можно было вытаскивать друг друга. Первые пошли!
Первыми двинулись к берегу боцман Панкратов с двумя матросами. Остальные, затаив дыхание, следили за ними. Вначале вода доходила переправлявшимся по грудь, потом по горло. Несколько раз они вообще проваливались под воду с головой, но каждый раз выныривали. Но вот, наконец, они выбрались на берег. Остававшиеся еще на льдине моряки приветствовали успех первопроходцев дружным «ура». Следом за первыми переправились и остальные. Выбравшиеся на берег люди были не только насмерть уставшими, но и (в какой уж раз) насквозь промокшими — и это на морозе! Но что это было по сравнению с осознанием того, что они, наконец-то добрались до столь желанного берега!
— Господи, неужель, землица русская! — плакали матросы, и становясь на колени, целовали стылые камни.
Пудель Малыш, видя радость людей, тоже радостно повизгивал. Немного придя в себя, осмотрелись. К большому огорчению команды «Ермака», на берегу не оказалось плавника и не из чего было разжечь костер. Поэтому нашли какую-то ложбину, куда не задувал ветер, там попадали, тесно прижавшись друг к другу, да так и продрожали всю ночь, изредка вставая для того, чтобы хоть немного согреться. Ранним утром все же удалось найти немного выкидного леса, который в то время северные мореходы не без юмора именовали «ноевым деревом». Плавник не без труда, но разожгли. Это позволило сварить припасенного кофе, которое казалось всем поистине божественным напитком. Кофе взбодрил людей.
