С ревом «Духокрузер» пронесся сквозь скалу. В момент ожидаемого столкновения Мэгги закричала, а потом еще раз, когда вокруг них взвилось облако красной пыли и белого порошка, и автобус остановился. Как только пыль осела и стала видна голая земля, она снова заорала, решив, что у нее выкидыш. Но нет, всего лишь понос. Мэгги побрела в уборную в хвосте.
— Чтоб я сдох! — воскликнул вдруг Слепой Лемон. — Кажется, я прозрел!
— У тебя же нет глаз, — возразил Чистотец, радуясь, что старик способен подать голос.
Скала казалась самой настоящей и неприступной. До последней секунды он боялся, что они разобьются в лепешку. А потом вдруг вспомнил забавный звук, какой издала Стихийное Бедствие Джейн, когда слилась с камнем, — почти хихиканье, и у него самого вырвался такой же. Но камень точно обернулся дверью, растворился в туман, словно тончайшие частички хлорида алюминия. Раздался треск рвущегося шелка, и автобус очутился вдруг в огромной пещере, стены которой затянул зеленый лишайник и которая превратилась в ветровой туннель. Автобус несся вперед и одновременно проваливался в пустоту, распадался на частицы и молекулы. Реальность завибрировала сотканной из света музыкой и снова воссоздалась в материи, и белая ледяная звезда взорвалась в красной земле Техаса.
— Сколько пальцев я держу?
— Три, — ответил старый блюзмен.
Чистотец испытал облегчение: он вообще руку не поднимал. И хотя внезапное прозрение — это не так уж плохо, оно может свидетельствовать о молекулярном распаде.
Вернулась смущенная Мэгги, она еще не оправилась от страха разбиться о скалу и горя по Шерифу. Чистотец нашел ей старый комбинезон. Взяв его с несчастным видом, она пошла мыться и переодеваться. Оставив Лемона перебирать гитарные струны, Чистотец вышел осмотреться. Кругом никого. От домов не осталось ни щепки, но он не сомневался, что, если понадобится, найдет их. Выжженные ковыли и красная пыль были устланы белым порошком с едким запахом вроде хлорной извести. Ни птиц, ни насекомых, даже памятник на могиле сестры Ситтурда уничтожен. Он был прав, предположив, что, как только они с Кокомо сбегут, сюда вернется «Витесса». В поисках ответов ее оперативники прочесали здесь каждый дюйм, а после применили тактику выжженной земли. На месте разбомбленных туннелей и убежищ зияли ямы и кратеры. Если кто-либо или что-либо уцелело в схватке смерчей, их прикончила «Витесса».
— Ну и в какую дыру нас занесло? — услышал он за спиной голос Мэгги. Выглядела она больной и бледной, но довольно милой в рабочем комбинезоне.
— В Техас.
— Чего?
— Милях в восьмистах оттуда, откуда уехали.
— Врешь! За минуту столько не одолеть.
— Сложновато будет объяснить тебе техническую сторону.
— Только лапшу мне на уши не вешай. С меня хватит! Правду скажи!
— Знаю, в это трудно поверить, но мы действительно в восьмистах милях от Южной Дакоты.
— Вот черт! — У Мэгги глаза на лоб полезли.
— Все не так страшно, — крикнул ей Чистотец, заметив, что, перебравшись на место водителя, Слепой Лемон снова перебирает струны — на сей раз слышались аккорды «Унылого блюза», печальной, но утешительной мелодии Бесси Смит.
— Ты что, не понял? Это значит, старикашка был прав! Мы не настоящие! Мы просто у него в башке!
Слепой Лемон извлек из гитары долгую пронзительную ноту — точно ребенок заплакал.
— А девчонка права.
«Замечательно, — подумал Чистотец. — Уже двое в этом походе считают себя иллюзиями».
— Но… — продолжал блюзмен, — если мы не реальны, то почему бы нам не прыгнуть назад в Каньон?
— Меня не спрашивай! — задохнулась Мэгги. — Я просто какой-то там пирсаж. Эй, Юла! — заорала она, запрокинув голову в небо. — Что нам, черт побери, теперь делать?
Небо было синим, как Кришна, и пустым, словно облака попадали в поля. Голос Мэгги прозвучал одновременно потерянно и истошно громко. А когда она умолкла, они услышали другой звук.
— Слышали? — спросил Чистотец.
— Вон оттуда, — указал Лемон, выбросив руку наподобие флюгера.
— Жду не дождусь, когда он опять забросит нас в какую-нибудь дыру.
От ее слов Чистотец навострил было уши, но потом улыбнулся — ведь теперь звук стал совсем ясным. Это был собачий лай, и вскоре на унылом горизонте появился худой как линейка пес, которого он видел тут раньше. Чистотец пронзительно свистнул, и изголодавшаяся животина бросилась к нему по выжженной земле.
— Знаешь этого пса? — шмыгнула носом Мэгги.
— Какого пса? — сделал невинное лицо Чистотец. — Мы же в голове у Юлы.
— Ну, может, он сейчас пса себе воображает!
— А может, это реальный пес? Готов поспорить, пес считает себя реальным и по-настоящему голодным. Так что и нам придется считать себя реальными.
Слепой Лемон пустил ветры.
— Прошу прощения. Слишком быстро сожрал с утра овсянку. Подумать только, блюзмен — и любит овсянку. Но я-то не люблю. Правда не люблю.
— Заткнись, похабник! — вскипела Мэгги. — У нас терки поважнее овсянки. Мы в чужом мозгу! И Шериф мертв!
— Разве ты не понимаешь, что если мы действительно в голове Юлы, то нам не о чем волноваться? — спросил Чистотец. — И Шериф не может быть мертв, потому что он и жив-то не был!
— Тогда как мы сюда попали? И так быстро?
— В Каньоне была уйма тайных люков и невидимых дверей, — сказал Лемон.
— Пожалуй, да, — согласился Чистотец. — Вихревая воронка лежит вне нашей реальности и связывает различные точки в пространстве и, вероятно, во времени тоже. Ну, понимаешь, как коридоры соединяют комнаты в доме.
— Ладно, умники. Если вы правы, то почему он просто не сцапал тебя, когда ты попал сюда в первый раз? Ты же тут был, да?
Слепой Лемон снова погладил гитару.
— А девчонка права.
— Вот заладил, — тряхнул головой Чистотец. — Но, кажется, я знаю, в чем дело. Юла забыл про дверь. Вот что бывает, когда строишь столько тайных ходов. А кроме того, у него был психологический блок на Дастдевил. Ведь в некотором смысле его тоже тут убили. Его мечта умерла. А впрочем, мы тут, и как бы мы сюда ни попали, надо двигаться дальше.
— Что ты напоследок там нес? — спросила Мэгги. — Когда обнимал его?
— Он просил прощения.
— И ты его простил?
— Ага, — отозвался Чистотец, а худой как линейка пес подобрался совсем близко.
— Но он же псих! Он джихад начал!
— Он и хорошего много сделал. Замечательного. Кто знает, как его рассудит история? Но хотел он моего прощения. И я его простил.
— Но он же даже настоящим не был. Вообще не человек.
— Ну вот, опять завела про реальность и человека, — проворчал Слепой Лемон. — И чего это ты так гордишься, что ты человек? Сама ведь себя изводишь, реальная ты или нет.
