Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 119
– Правильно! Жуликов задолбали по самые гланды! А теперь никакого контроля! Теперь всё отнимут, что народ построил!
– Народ, народ… – передразнил высокий негодующий голос. – Народ в ГУЛАГе строил, а вы его гнобили. Народ не за вас! Попили у народа крови!
– У тебя, что ли, пархатый? – закричала старушка рядом с Виктором и гибко нагнулась, видимо, отыскивая, чем бы кинуть.
– Сейчас бы автомат один, всех бы вас уе…шил! – мужик взмахнул белым кулаком, как будто швырнул снежком.
– Ничего, сейчас нам подвезут! – хвастливо крикнул его товарищ.
– Это нам подвезут! – гортанно рявкнул человек напротив. – За нас армия! Завтра вам кишки повыпустят!
Обе толпы заматерились.
– Фашисты!
– Бейтаровцы!
– Фашисты!
– Вы – фашисты!
– Нет, это вы!
Вдали заработал жестяной рупор и затарахтел пулемет.
– Тварюги! – раздался дерзкий поучающий голос, словно возникший изнутри перегретой черепной коробки Виктора, из глубин его ночных кошмаров. – Милиционеров убивали, журналистов!
– Не ври, коза! – закричал он, шагнув вперед.
– Сам не ври!
– По народу… безоружному… пулеметами!.. – Виктор задохнулся, ловя воздух, почему-то ставший горячим.
– А кто начал? Кто идиотничал?
– Не ври!
– Сам не ври!
– Заткнись, паскуда!
Отрывисто залаяла собака, и кто-то хрипло и грозно спросил:
– Ты как с женщиной разговариваешь, сучок?
– Ты мне? – опешил Виктор.
– А кому еще!
Заломило затылок.
– Я ж тебя удавлю! – сказал он, с усилием усмехнувшись в темноту, и двинулся навстречу лаю.
– Попробуй.
С двух сторон засвистели, как перед поединком.
Сердце стучало в висках, на что-то решившись.
Виктор шел, но противник всё равно был невидим – только свист, только лай, и это была уже не внешняя темень, а внутренняя тьма, лиловая, беспросветная, и он вдруг увидел Валентину, бегущую от козы вокруг стола.
Голову пронзила молния.
Он шатнулся, беспомощный, ватный, и начал падать под женский крик, испуганно назвавший его имя.
Глава 28
– Витя! Витя! Вызовите скорую!
Две группы, перемешавшись, образовали одну толпу, временно позабыв о вражде.
– Убили? – загалдели все разом. – Обморок?
– Снайпер? – с опытной тревогой вскрикнул кто-то и, отскочив, побежал.
– Унесите с дороги, бэтээр задавит! – распоряжалась старушка, сжимая удачно отколупанный обломок.
Кто-то зажег фонарик. Большой рыжий человек лежал на асфальте. Соскочивший кед освободил босую ногу.
Женщина стояла на коленях и, нагнувшись, щупала горло рядом с кадыком.
– Лена, что такое? – спрашивал хриплый мужчина, удерживая пса.
– Скорую найди!
– Кто это?
– Муж мой!
– Ничего не понимаю!
Через двадцать минут Виктора внесли в машину скорой помощи, изнутри обильно запачканную кровью, и Лена поехала с ним в ближайшую больницу.
Он, не придя в сознание, умер ранним утром четвертого октября, но, когда он упал в темноте и Лена, узнав его и сама едва не лишившись чувств, бросилась к нему, она прошептала ему в самое ухо: “Ты меня прости” – и ей показалось, он промычал согласно.
– Что ж так за собой не следил? Обследоваться надо было, – сказал врач с землистым утомленным лицом. – Сорок лет… Да, помолодел инсульт…
Четвертого октября Таня не пошла в школу. Она смотрела телевизор.
Был погожий день. Несколько раз звонила мама, говорила: с папой плохо и она у него. Просила ждать дома.
Танки стояли на мосту напротив здания, верхние этажи которого уже вовсю горели.
Белоснежный, в черной шапке дыма, дом возвышался, большой и слабый.
Дом состоял из окон, напоминал разлинованную тетрадь, а может, незаполненный кроссворд, но сейчас – и это было видно, хоть показывали с отдаления – во всем доме не было ни одного целого окна. Золотые часы на башне замерли, стрелки уткнулись в 10:03. Выше в густом дыму трепетали какие-то флаги. Пушка поползла, выплюнула снаряд, и косматое грязноватое облачко вырвалось из очередного окна.
Таня сидела, сложив руки на животе.
Недавно она с ужасом поняла, что с ней происходит.
Объяснительная записка о причинах участия в т. н. массовых беспорядках
Я не знал своего деда. Я никогда не видел отца. Мне жаль, что я с ними незнаком и не увижусь никогда, не поговорю в этой жизни. Мне кажется, они жили в интересное время. Про отца я ничего не знаю, мама сказала: он разбился на машине, но про деда мне много рассказывали мама и бабушка. Бабушка говорит, что только после его смерти она поняла, как он ей был дорог, и поэтому так ни за кого и не вышла. Мама говорит, что для нее он до сих пор как живой. Может быть, поэтому ее мужем стал тоже электронщик.
Бабушка часто ездит к деду на могилу в Пушкино, в Новую деревню. Его имени нет в списке погибших в тех осенних событиях. Но она считает его их самой настоящей жертвой.
Я думаю, что деду все-таки повезло – участвовать в таких бурных событиях.
Я думал о судьбе моего деда с самого детства, и, возможно, эти мысли подтолкнули меня выйти на улицу.
Брянцев Петр,
Матросская Тишина
24.06.2013
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 119
