в его глазах отразился несущийся не него монстр. На землю упали капли крови Ариена.
Получив хорошую пощёчину от Матери Ар'тремон, Ная будто вернулась в реальность. Вокруг гремела битва, а она сидела посреди всего этого безумия, словно не осознавая, что она тоже должна была сражаться, словно это больше был не её бой. В тот момент когда она, наконец, обратила внимание на то, что происходило сейчас на арене, элементаль Шиина внезапно атаковал Демона, и тот, истекая тем, что было у него вместо крови, безжалостно растерзал воздушного дракона, переведя ненавидящий взгляд туда, где изначально был отряд Наи — сердце предводительницы в ужасе сжалось. Она тут же дёрнулась, чтобы встать и броситься наперерез Демону, понимая, что он не простит того, кто его ранил, и кинется на напавшего, чтобы убить, но замерла — на её коленях всё ещё лежал Эмиэль. Даже осознавая, что это уже ничего не изменит, Ная никак не могла преодолеть себя. Она не могла, словно вычеркнув его из своей жизни, просто оставить его лежать на земле.
Тем временем Демон уже начал прорываться к трибунам. Даже если Ная не могла найти в себе сил подняться, она так же не могла позволить себе просто сидеть и смотреть как умрёт её отряд. Уже одной смерти Эмиэля было более чем достаточно. Уже за неё одну женщина никогда не смогла бы себя простить. А если бы на её глазах погиб ещё кто-то, это было бы уже слишком — она слишком сильно любила их всех, чтобы спокойно жить дальше, зная, что их всех убили, потому что она ничего не смогла сделать, потому что она не смогла их защитить. Мать Ар’тремон была права: Ная должна была сражаться за тех, кто был ей дорог — сейчас или никогда.
В сердце предводительницы вспыхнула ярость, магия вырвалась бушующей стихией и над ареной раздался пронзительный писк. Феникс стрелой пронесся вперёд, оставляя за собой тянущийся огненный хвост, собирающийся в алый поток от груди его хозяйки. «Я больше никого тебе не отдам», — отчаянная мысль мелькнула в голове Наи и исчезла, сменившись молчаливой решительностью вложить в этот удар все свои силы и всю силу феникса, даже если это будет стоить ей жизни. Эта атака должна была определить, кто в итоге умрёт, а кто отправится в Бездну, ведь если мощи Наи оказалось бы недостаточно, погиб бы не только Шиин, но и Ариен.
Предводительница видела, что Бог тоже был готов нападать, но когда появилась птица, он опять остановился, давая ей возможность спасти обоих мужчин: Демон уже был сильно ранен и потерял значительное количество своей энергии, поэтому едва ли смог бы защититься от удара, в который было вложено намерение уничтожить или погибнуть. Ная понимала, что у неё был всего один шанс. Зная, что она сейчас либо уйдёт из этого мира вместе со своим отрядом, либо победит, женщина неосознанно сжала пальцы на плече Эмиэля.
Вокруг феникса рушилась любая магия — в один момент все барьеры на арене рухнули, а сам он вонзился, словно раскаленный поток лавы в спину Демона. Наполнив город оглушительным рёвом, тот заметался на месте, пытаясь избавиться от жгущей его твари, но огонь только разгорался всё сильнее. Внезапно пронзительный вой Демона смешался с другим отчаянным криком: Ная по-прежнему сидела на земле, но теперь её грудь была охвачена пламенем. То, что она сейчас ощущала, очень напоминало ей тот момент, когда феникс впервые откликнулся на её заклинание призыва. Только тогда он будто выжигал её изнутри, а теперь словно вырывался обратно, раздирая грудную клетку и всю её магическую систему: их связь рвалась, причиняя почти нестерпимую боль, но если такова была цена за жизни Ариена, Шиина и всех остальных, Ная была готова стерпеть всё что угодно.
Демон в нескольких метрах от неё бился словно в агонии, вопил и драл себя когтями, вертелся, ударяясь о новые слои постоянно рушащихся из-за энергии феникса барьеров, которые упорно продолжали возводить вокруг него тёмные эльфы. По приказу Бога они уже не атаковали, но всё ещё старались заблокировать любые попытки Демона прорваться за пределы арены.
По земле снова поползли клубы чёрного дыма. Блестящая кожа Демона пошла красными трещинами — феникс полностью исчез в нём, погрузившись в его омерзительное тело, словно в новый сосуд. В следующий момент вместе с пронзительным писком птицы чёрную оболочку прорвали огненные крылья, раскрывшиеся из грудины Демона, словно рождающаяся из первозданного Хаоса стихия. Писк сменился гулом, и всю арену поглотило ревущее пламя. Ударная волна магии смела все оставшиеся ещё барьеры и обдала всех присутствующих жаром, мгновенно развеивая энергию тёмных эльфов на трибунах.
Вскоре огонь погас. Последние всполохи рассеялись, и над местом сражения повисла тишина. Никто не двигался, никто не произносил ни слова: все смотрели на выжженный след на земле, словно всё ещё не решаясь поверить, что бой действительно был окончен. Больше не было ни Демона, ни феникса. Только едва заметные красноватые следы магии всё ещё тянулись из груди Наи, медленно растворяясь в воздухе.
Выставленная Богом ещё в начале сражения переливающаяся золотом защита от разрушительной энергии Демона исчезла, а сам Бог стоял глядя словно сквозь пространство на место, где тот погиб. Всё, что принесло с собой в это измерение это безумное существо постепенно возвращалось обратно в Бездну. Очень скоро кроме воспоминаний здесь уже не осталось бы ничего, что могло бы свидетельствовать о том, что оно когда-либо вообще появлялось. Это было хорошо. Всё было хорошо, кроме одного небольшого упущения, которое, в целом, было не так-то уж и трудно исправить. Правда, тело мужчины для этой задачи не подходило: в мужском теле Бог мог только сражаться, исцелить или вернуть душу в таком проявлении он бы не смог, но у него были и другие способы влиять на мир своих детей. Главное, что теперь все они могли продолжать жить, подчиняясь непосредственно воле Хаоса, а не воле её извращённого порождения, изначально призванного разрушать уже ненужные пространства, но каким-то образом прорвавшегося за их пределы в ещё вполне пригодные для продолжения творения.
Пока Бог молчал, тёмным эльфам казалось, что время в городе почти остановилось. Однако, внезапно тишину разорвал оглушительный удар в гонг — сигнал начала и окончания боя. Возле инструмента стояла женщина с закрытым маской лицом, а на арену поднималась Главная Жрица.
