– А когда они вообще его «зацепили»? – кивнув на дверь, Олег вопросительно посмотрел на человека, сидящего в кресле: – И где?
– Ну... если фигурантка не соврала – а я думаю, она не соврала – первый контакт у них произошел где-то год назад. Судя по несколько метафоричному описанию, скорее всего, это имело место в нашем посольстве, даже наверняка в посольстве. Мероприятие у вас какое-то было крупное. Показушное.
– Это на фотовыставке было, в прошлом сентябре, – с живостью отреагировал на услышанное Иванов и посмотрел на Ахаяна. – Я вам в рапорте писал, Василий Иванович.
– Помню, помню, – кивнул головой тот.
Олег снова перевел взгляд на старика:
– А потом что?
– А вас что, в Академии разве не учили, что в таких случаях потом бывает?! И как, – улыбнулся старик. – Сначала повторная встреча. Случайная. Якобы. Где-нибудь в нейтральном месте. В другом посольстве на приеме, например. На какой-нибудь пресс-конференции. В театре. Да просто на улице. Затем, в случае благоприятного исхода, перспективного для инициаторов и организаторов, встреча уже не случайная. Обычно, как правило, в ресторане. Ну а затем и третья. Еще более не случайная. Уже в гостинице.
– Или на улице Виталь, в доме тридцать семь, центральный подъезд, – добавил Василий Иванович.
Иванов, после некоторой паузы, с недоуменной гримасой пожал плечами:
– Не пойму.
– Чего не поймешь?
– Как он сам на это клюнул. Бутко, я имею в виду. Ведь он же человек опытный. Должен был догадаться. Почувствовать, что из себя на самом деле представляет эта «Матрена». И куда она его тянет.
– Конечно, должен. И догадывался, – заметив, как Олег снова недоуменно наморщил лоб и опустил вниз уголки губ, Ахаян продолжил: – Запомни, юноша, одну простую вещь: что «Матрена» это она, с одной стороны, вроде как приманка-наживка. А с другой кто? Стервятник! А куда стервятник всегда летит? На падаль. Поэтому, если у человека внутри нет никакой гнильцы, залежалой червоточинки, никакая «Матрена» его никуда не затянет. Только покружит рядом – и... на другой скотомогильник. А вот если в нем такая червоточинка сидит, он себе сам непременно, рано или поздно, обязательно свою «Матрену» найдет.
– А чего ему вообще не хватало?
– Кому, Бутко? Хе-е, чего не хватало. Это мы с тобой сейчас до утра можем на эту тему. А то и до скончания века. – Василий Иванович с усмешкой переглянулся со своим соседом слева. – Эк, спросил! Чего человеку не хватает.
– Ну хорошо. Тогда такой еще вопрос. Почему Бутко, узнав, что его «контакт» засветился или начал засвечиваться, пошел на эту аферу с минаевской фотографией, а просто не сделал ноги, к американцам под крылышко?
– Пошел! Пошел, потому что повели. В этой афере он не более чем пешка, он тут ничего уже не определял. А ноги почему не сделал?.. Да потому что команды не получил. Зеленый свет боссы новые не дали. Сколько он на них поработать успел? Всего лишь год? Мало. Чтобы на пенсию, в Вирджинский лес сажать. Да и зачем он им там, под крылышком. Там своего такого добра хватает. Нет, он им здесь нужен, у нас, внутри. Потому как ценность для них не Миша Бутко представляет, как яркая незаурядная личность, а только лишь его возможности.
Олег немного помолчал:
– Ну и... что теперь будет?
– В каком смысле?
– С Бутко и... вообще?
– Вообще, разбирательство теперь будет. Я думаю, весьма основательное. Не исключено даже, что в самом скором времени комиссия к вам какая-нибудь нагрянет. Шерстить у вас там все, на уши всех ставить. Что там такого интересного наш Михал Альбертыч успел врагам-басурманам доложить. И кого заложить. Ну... а что касается его самого, то бишь судебной перспективы и... прочих санкций, то тут, – Ахаян посмотрел на Ивана Прокофьевича, – как мне представляется... будет немного потягомотней. В условиях складывающейся общественно-политической обстановки, благоприятствующей построению правового государства. Тут, если у Альбертыча смекалки хватит, да деньжат на ушлую «продажную совесть», то бишь адвоката, то он... сможет пободаться. Хотя, опять же, смотря как архангелам преподнести удастся... все имеющиеся материалы. И что нового нарыть. Хорошо, они его сейчас, тепленьким, увели. В таких ситуациях люди обычно доверчивей становятся. Откровеннее. Мягче.
– Да, раньше, конечно, с таким контингентом как-то упорядоченнее все было. Суровей, но проще, – задумчивым тоном подал, наконец, голос Иван Прокофьевич.
– А это правда, что Пеньковского[100]в крематории живьем сожгли? – буквально тут же, с живым интересом, встрепенулся Иванов. – И при этом несколько раз в гробу из печи вытаскивали и снова загоняли?
Ахаян переглянулся со своим соседом слева и издал несколько коротких сухих смешков.
– Это от кого ты таких баек понабрался? А? Интересно просто.
– Ну... – Олег опустил глаза.
– Да в школе, небось, в «лесной» Академии. Там сказочников-то – как в Бразилии донов Педро, – улыбнулся Иван Прокофьевич.
– Наверно, – согласился с ним Василий Иванович и посмотрел на Иванова. – Ладно. Давай-ка ты лучше поведай Ивану Прокофьичу о том, что вчера мне рассказал. Про француженку. И про канадца.
– А, да, – Иванов устремил свой взор на человека в кресле. – По поводу француженки. Вы ее, Иван Прокофьевич, должны помнить, она тогда, в четверг, была в нашей компании. В «Королевской комнате».
– Это такая... в черном платье? Худосочная, с короткой стрижкой?
– Да, да, да.
– Вы с ней еще кружиться первыми пошли.
– Точно. Она еще как писательница всем представлялась.
– И... что?
– А то, что когда я у «Матрены» выемку сделал...
– «Матрена», это вы, я так понял, нашей подружке такой псевдоним привесили?
– Ну да. Так вот, когда я принес ей назад в каюту ее ноутбук, с которого скачал всю эту информацию, то она, то есть француженка эта, писательница, меня там чуть не застукала.
– Каким образом?
– Она тоже сумела как-то открыть дверь каюты. Когда я уже был внутри. И не ключом. Ключ был у «Матрены», точно. Я так понимаю, что она использовала какой-то прибор, аналогичный нашему. С помощью которого я туда вошел.
– Н-да? Интересно.
– Но еще интересней то, что каюта та была на прослушке. Я потом проверил, и прибор дал электромагнитный фон.
– Даже так?
– Сто процентов. Техника не могла ошибиться.
Ахаян, решив вмешаться в ведущийся диалог, повернул голову налево:
