кучу собственных внутренностей, корчась от боли. Уже мертва, еще не зная об этом. Нож Штелен застрял меж костей и остался в теле девушки.
– Штелен, – сказал Вихтих, и она оказалась рядом с ним, меч со свистом рассек воздух.
Мечник, танцуя, отступил, и легко и непринужденно отбил все ее атаки. Впервые Штелен поняла, что значит сойтись в поединке с Величайшим Фехтовальщиком в Мире.
Она была смертью.
Она убивала, даже не задумываясь об этом.
И она не могла прикоснуться к нему.
Вихтих был богом.
Но ей было наплевать.
Бросаясь на него с безумной самоотверженностью, она получала рану за раной. Он же уходил от каждого ее выпада и в ответ наносил все больший урон.
«Он играет с тобой – так же, как с Лебендих».
Она рычала от ярости, колола и рубила, а он отбивал ее атаки, как будто она была ребенком, а не самым искусным убийцей в мире.
– Убей меня! – завопила она.
– Я не могу, – ответил он и вспорол ей бок. – Остановись…
Она надавила, заставив его отступить. И опять он нанес порез-насмешку над ее неспособностью достать его.
«Убей меня. Я это заслужила. У меня ничего не осталось».
– Убей меня!
– Я не могу!
Штелен вытащила еще один нож так, чтобы Вихтих не мог его видеть.
«Убей меня, или я убью тебя».
Глава сорок третья
Богам поклоняются только глупцы.
Все, что есть там, в небесах, – все создано силой человеческого воображения.
Аноним
Бедект потерял себя в безумии. Каждый его вдох разрывал реальность, ему оставалось лишь плыть по течению, слабо барахтаясь. Они лежали у двери. Цюкунфт прижималась к нему, успокаивающе бормотала что-то, а когда не ворковала, всхлипывала, уткнувшись ему в грудь. Судя по звукам, доносившимся снаружи, битва там продолжалась. Это сражались его мертвецы, защищая его? С чем? С остатками – что бы от него ни осталось – воплотившегося бреда гайстескранкенов Геборене? Почему? Почему они это делали?
Кровь Цюкунфт капнула на Бедекта. Он увидел порез на ее голове, разделивший прекрасные волосы, окрасивший их в красный. Он не знал, где и когда она заработала эту рану, он не знал даже, как он очутился в этом заброшенном доме. Память его была вся в дырах, которые заполняла убийственная ярость.
Ярость покинула его, остыла и умерла. Ужас пришел ей на смену. Он умирал.
Мир снаружи разваливался на части, разрываемый безумием. Загудел нисходящий поток воздуха из-под огромных крыльев. Дракон спланировал к самой земле, чтобы дохнуть хаосом на мертвецов Бедекта, расплавить их души, исказить их, опалить скверной собственного безумия. Тварь вспорола и содрала саму кожу реальности, обнажив бушевавшее под ней безумие огромного червя.
Ничто не могло пережить его дыхания. Ни одна душа из павших в битве не попадет в Послесмертие.
Дракон уничтожал мертвецов Бедекта, отнимая у них самую призрачную возможность искупления.
Он рассмеялся, кашляя кровью. Искупление? Да он свихнулся.
– Нет, я в здравом уме.
При этих словах Цюкунфт взглянула на него. Умоляюще.
– Ты не умер, – сказала она. – Ты не оставил меня.
– Нет.
«Пока нет».
Дракон снова заложил вираж у самой земли где-то совсем рядом, расплавляя своим дыханием мертвеца Бедекта.
«Да почему ты так о них переживаешь?»
Он убил их. Их всех. Почему он теперь о них переживал?
Внимание Бедекта привлек звон стали. Позади Цюкунфт он увидел Вихтиха. Мечник был в крови с ног до головы и чуть прихрамывал. И Штелен. Они дрались, отчаянно пытаясь убить друг друга. Сталь мелькала в воздухе, создавая размытое сияющее пятно.
Присмотревшись, Бедект понял, что Штелен хочет только одного – убить Вихтиха, а вот мечник сдерживается. Он наносил ей мелкие раны, постоянно причинял ей боль, но удерживался от смертельного удара.
«Вихтих может убить Штелен в любой момент, когда захочет».
Мечник всегда был хорош, но теперь он стал просто неуязвимым. Он сражался так, как будто становился круче с каждой секундой. Штелен не могла его даже поцарапать. Он что, играет с ней?
Бедект увидел ответ на лице Вихтиха, в затравленном взгляде человека, раздираемого необходимостью сделать выбор один хуже другого.
Нет.
«Вихтих не убьет ее».
Что ж, тогда Штелен убьет его. Он не мог принять решение, а она была слишком – смертельно – опасна, чтобы не воспользоваться преимуществом, которое его сомнения ей давали.
«Покончив с Вихтихом, она убьет Цюкунфт».
Она видела, как девушка рыдает, склонившись над Бедектом, и, разумеется, уже сделала выводы – действительности они не соответствовали, но она же не могла этого знать. Ревность направит ее руку.
– Это не реально, – сказал Бедект.
«Я лежу на полу таверны».
Конец был близок. Смерть затаилась в тенях, но он чуял ее.
Даже если Цюкунфт каким-то образом переживет нападение Штелен, зеркальщицу убьет кто-нибудь из тех, кто поджидает снаружи. Дракон. Эти призраки, разрывающие души людей на части.
– Не реально.
Цюкунфт умрет, и ее Отражение, Ферганген, выберется из зеркала и займет ее место.
– Нет, это безумие.
Бедект вытащил девушку из Послесмертия. Она оказалась здесь, захваченная этой бурей безумия, потому что он привел ее сюда. Он использовал ее, тащил за собой, чтобы продолжать использовать ее, и он всегда знал, что это, скорее всего, закончится ее смертью. Но она последовала за ним. Она следовала за ним, ненавидя и проклиная его, и всегда смотрела на него так, как будто он был ее надеждой, ее спасением и проклятием. Как на идеального кандидата для того, чтобы повернуться к ней спиной и бросить ее на произвол судьбы. Она хотела, чтобы он спас ее и чтобы он ее бросил.
Он станет последним среди всех тех, кто подвел и предал ее.
– Отвали, – ответил ей Бедект, и она зарыдала ему в грудь.
За бревенчатыми стенами крестьянского дома реальность рассыпалась, как распускающееся одеяло, натянутое до предела и разорванное безудержным сумасшествием. Безумие Бедекта воевало с безумием гайстескранкенов Геборене.
«Мое безумие. Мой воплотившийся бред».
– Нет. Я в здравом уме.
Разум Бедекта совсем растрепался, как старый ковер.
Список. Проклятый список. Спасение людей не входило в этот список. Бросать друзей – тоже. Список…
«Почему ты здесь? Пытаешься спасти Моргена? А почему ты пытался спасти того ребенка и его семью от жрецов Тойшунг? Почему ты не трахнул Цюкунфт сразу, как только она предложила? Она не ребенок. Она женщина. Почему ты продолжаешь попытки ее спасти?»
Все, во что верил Бедект о себе, было неправдой. И список тоже был ложью, чем-то, за чем можно было спрятаться. Он был
