Книга Феномен одиночества - Деймас Рэд

Я едва поспевал за ним и всё думал о том, что разглядел искреннее разочарование на лице советника из-за моего последнего ответа.

3.15 Трудно быть пророком

В моей комнатке-камере находились лишь необходимые вещи: стол с компьютером, кресло, жёсткая кровать, которая для экономии места пряталась в стену, зарешёченное окно выходило в сад. В углах у потолка ютились четыре камеры наблюдения. Симбионты могли подключиться к ним и какое-то время выдавать ложную картинку, но побег в мои планы не входил. Махдиф больше не навещал, чтобы поговорить по душам, а все распоряжения передавал через своего помощника: мальчишку-подростка с очень умными и внимательными глазами, чем-то похожего на него. Его звали Вахит, и на мои вопросы он никогда не отвечал.

Я каждый день подолгу анализировал сводки, которые попадали мне в руки, перед тем как садиться за работу. Восстания умирающих от голода фермеров требовали от правительства качественного объяснения причин, определения виновных и обоснования принятых карательных мер. Каждый раз я подбирал строки из писаний, которые порицали мятежников и обеляли имперский дом. Вот только текст священных книг был конечным, и скоро пришлось бы повторяться или выдумывать, а число волнений только нарастало.

– Собирайся, – Махдиф вошёл без стука и встал у окна, поглядывая на улицу.

Я сделал вид, что от неожиданности слегка замешкался.

– Быстрее! – нетерпеливо приказал советник, – Император ждёт!

Запахнув халат, я впрыгнул в туфли и подбежал к двери.

– Будь учтив и говори, когда спросят, – поучал Махдиф, открывая магнитным ключом дверь, – Он делает вид, что любит свободолюбивых и сильных людей, но будь осторожен, чтобы не лишиться жизни.

Во дворец мы прибыли в небольшом вагончике по монорельсу, очевидно в прошлом общественному транспорту. Величественные залы с драгоценными украшениями, картинами, антиквариатом множество раз сменились по пути к тронному помещению, бывшему больше других и лучше обставленному. Император ходил из стороны в сторону, меряя мозаичный пол широкими шагами. Услышав нас, он остановился и грозно смерил меня долгим взглядом.

– Что ж, я представлял тебя выше… – произнёс правитель Даймода громким голосом, – Докладывай!

– План пропаганды для компании готов и прорабатывается, – опустив взгляд начал я.

– Это я знаю! Ты ловко используешь Писание, но оно за последний век весьма сократилось… Есть у меня одна идея… Что если найти "утерянный" том? Что тебе нужно, чтобы написать его? Сколько это займёт времени?

– Будет проклят тот, кто изменит хоть слово Писания… – ответил я.

Залман без замаха, но чувствительно ударил меня по лицу.

– Ты и твой род уже прокляты! А теперь я даю тебе шанс искупить вину своего тейпа! Я, император – есть воля Творца!

– Умоляю! Простите мою дерзость! Всё будет исполнено! – я упал ниц, чтобы скрыть ликование на своём лице, и сразу ощутил, как между лопаток наступила нога Залмана.

– Сколько нужно тебе времени?

– Пару десятков дней, я надеюсь…

– Ты показал себя очень хорошим богословом, – голос стал низким и отдавался дрожанием в груди, – Таких сейчас не найти… Порой я жалею, что рассорился с твоими братьями, – каблук сильнее впился мне в спину, – Молись, чтобы я не пожалел, что ты ещё жив!

Не разгибаясь, я несколько раз кивнул и почувствовал, что император, наконец, убрал ногу и снова принялся ходить туда-сюда.

– Пойдём, – сказал Махдиф и протянул мне руку, – У тебя много работы.

Выводя меня из дворца, советник вынул планшет из небольшой наплечной сумки со словами:

– Тут все священные тексты, которые нам удалось собрать. Ты должен использовать их.

– Хорошо. Вот только… – я остановился и нерешительно переминался с ноги на ногу, изобразив на лице внутреннее смятение, тревогу и страх.

– Говори! – нетерпеливо рыкнул советник.

– Существует множество противоречий в писании, когда один стих объясняет мир чуть иначе, чем другой, похожий. А ещё в самом нашем мире много такого, что не выходит понять простому человеку. Наука, например… – я говорил тихо, и так, словно был одновременно не уверен в своих словах и знал, что говорю правду – сложная техника, доступная для обладателей лицевых аугментаций, давалась мне без имплантов с огромным трудом, но всё же подействовала.

– Так что ты предлагаешь? – советник, терпеливо выслушав, глубоко вздохнул, и в его глазах проявилась нечеловеческая усталость.

– Если будет позволено, то я бы внёс в писание изменения, которые решат некоторые из этих проблем…

Махдиф потёр подбородок в раздумьях. Его тёмные глаза будто бы увидели нечто далёкое во времени и пространстве. Мышление, связанное путами догм, обладающее огромной инерцией, сопротивлялось любой идее "расконсервировать" общественное устройство, даже в этом человеке, которого я считал весьма прогрессивным.

– Нужно подумать об этом… – больше советник не проронил ни слова.

Оказавшись в своей "келье», я с усердием принялся за работу. Прекрасное владение литературными формами арабского языка позволило мне искусно вплетать в стихи завуалированные идеи о равенстве всякого человека, любого труда и многие другие тезисы, лежащие в основе научного познания общества. Словно истинный пророк, я нёс слово о первичности реального мира и его влиянии на разум отдельных людей и всю цивилизацию в целом. Получался поистине чудовищный кадавр, химера, но способный толкать сознание вперёд. Я воспроизводил установки и тезисы, продуманные множеством аналитиков, готовивших эту операцию. Был остриём воли. Даже если Император выкинет эту работу, а меня прикажет казнить, но останется в его голове хотя бы часть, и этого будет достаточно, чтобы владыка Даймода начал сомневаться.

В горячке я забыл о времени и отвлёкся только тогда, когда Вахит принёс завтрак.

– Вы не спали? – спросил юноша.

– Увлёкся… – я устало улыбнулся и зевнул, – Надеюсь, ты поймёшь и испытаешь, как это – быть увлечённым своим трудом. Не за деньги, а ради лучшего будущего.

– Дядя Махдиф называл вас пророком… Говорил, что вы видите будущее.

– Очень бы хотелось, чтобы все видели будущее.

– Но ведь тогда вы перестанете быть важным!

– А я и не важен, мальчик… – я вдохнул аромат свежего хлеба, – Без всех людей вокруг, я лишь одинокий безумец, печатающий никому не нужные слова.

Вахит поспешил уйти, не дожидаясь, когда я закончу завтрак – его смутил разговор. "Дурак!" – подумал я про себя. Нельзя впускать в свои мозги даже намёки на мессианство. В памяти всплыл образ Пророка, висящего на куске арматуры и его последние слова. Пожалуй, стоило бы поспать, но как к этому отнесётся Махдиф? Зачтёт ночную переработку? Решив, что всё равно нет никакой возможности спросить,