– Гуляй, – сухо заметил крайн, – дыши воздухом. Или ты боишься?
Фамка фыркнула. Леса она больше не боялась. Первое время крайн посылал ее с Петрой или сопровождал сам. В лесу он менялся, делался тише и мягче, гладил деревья по веткам, будто здоровался, подзывал птиц и шушукался с ними о своем, о птичьем, показывал Фамке ягодные места, учил отличать и правильно собирать полезные травки. От какой корень, от какой цвет, от какой лист, какую брать по утренней росе, какую – только ночью, какая входит в силу весной, а какая – под осень. Фамка слушала, строго сдвинув прямые темные бровки.
Варка, замученный работой, разрывавшийся между тысячью дел, радовался всему, что она приносила, и она очень боялась его подвести. К концу лета руки, одежда, волосы пропахли травами, земляничным, малиновым духом и терпкой сосновой смолой.
Однажды господин Лунь привел ее к озеру. Неширокое, почти круглое зеркало очень темной воды в глухой чащобе посреди белых зарослей сладко пахнущей таволги и высокого молочая. Пышные соцветия качались над головой маленькой Фамки.
Крайн нагнулся, зачерпнул коричневатую на просвет влагу, с наслаждением умылся.
– Добрая вода. Мягкая. Смывает печали.
– Что это?
– Лесное око. Их здесь много, но найти их не так-то просто. Говорят, не всякому открываются.
Сказал и повел Фамку дальше, к Митюхиной гари, где вокруг черных пней и упавших стволов теснилась, дышала сладко крупная алая земляника. Но Фамка дорогу запомнила и с тех пор в разгар жаркого дня частенько забредала к озеру. Сначала попробовала умыться, потом, осторожно подобрав юбки, рискнула побродить по твердому песчаному дну, наконец осмелела настолько, что решилась искупаться.
Вода оказалась теплой, мягкой как пух, совсем не похожей на холодные своенравные струи Либавы. Тело, вечно придавленное к земле то тяжелой корзиной, то вязанкой дров, то просто неизбывной усталостью, вдруг распрямилось, расправилось, утратило вес. Грубая шелушащаяся кожа от нежных прикосновений колышущейся влаги сама стала мягкой и нежной, чахлые Фамкины волосы поплыли по воде, зазмеились, завились, как у русалки. Фамка тихонько засмеялась и легла на спину. Над головой в круглое окно меж островерхих елей и кудрявых берез падал синий небесный свет.
* * *
Илка, покряхтывая, вылез из воды, небрежно вытерся, обернул полотенце вокруг талии и, слегка напрягшись, взмахнул руками. Сразу ничего не получилось, Илка пыхтел, но не сдавался. Через пару минут из пара, вечно висевшего над горячими ручьями замка, соткалось большое мутноватое зеркало. Илка довольно хмыкнул и осторожненько, стараясь не расслабляться, вздернул подбородок, искоса рассматривая свой профиль. Красота. Красота-красотища. Мягкий золотисто-коричневый загар, нежданно-негаданно обретенный во время жутких мучений на полевых работах, легкий светлый пушок – намек на будущую бороду, и ни одного прыща.
Ничего себе лицо. Мужественное такое. Илка еще сильнее выпятил подбородок и приосанился. Все остальное тоже смотрелось неплохо. Вялый жирок избалованного домашнего мальчика он растерял еще во время зимней голодовки. Живот и бока больше не отвисали, но зато на груди и плечах бугрились вполне заметные мускулы. Откуда взялись – непонятно. Должно быть, вся эта возня на жаре с косами, граблями и вилами не прошла даром. Илка надулся, втянул живот, согнул руку в локте. Хм… Недурно… Красиво развернулся, делая вид, что замахивается палашом, но тут в баню ворвался Варка.
В последнее время он обычно не входил, а врывался, и вообще передвигался исключительно бегом. Нежная девическая красота давно облетела с него, как весенний цвет с черемухи. Все лето Петра, насмерть перепуганная тем, что на нее работают благородные крайны, кормила их на убой. Прекрасный принц лопал как не в себя, но толще не становился. Наоборот. На узком лице остался один острый нос, вечно стремящийся к какой-то невидимой цели. Глаза под добела выгоревшими бровями полыхали диким синим огнем. Варка постоянно спешил, разрываясь от бесполезных попыток оказаться в трех местах одновременно. Добрый господин Лунь навалил на него столько работы, что любой сломался бы. Но сын травника как-то держался. Должно быть, у травников это в крови. Помогать, лечить, спасать… Недаром говорят, что они все немного с придурью.
Илка красивые позы принимать перестал, но зеркало убирать было жалко.
Варка, на ходу раздевшись, с разгону бросился в ручей, окунулся пару раз, громко отфыркиваясь, выскочил из воды, отряхнулся, как собака, и тут же набросился на Илку:
– Кончай на себя любоваться!
– А что, нельзя?
– Давай-давай, пошли лестницу ладить!
– Ты бы хоть штаны надел. Да и причесаться не помешает.
– Некогда причесываться, – торопливо одеваясь, проворчал Варка. – Сегодня дел никаких, но кто его знает… Погода хорошая. Того и гляди, голубя за мной пришлют или сам кто-нибудь притащится.
Илка только головой покачал. Зеркало померкло, растаяло в воздухе. Причесываться ему, вишь, некогда. Два сапога пара. Господин Лунь тоже вечно ходит лохматый. Только он еще и бреется по настроению. То обрастает мягкой светлой бородкой, то вдруг является с гладко выбритыми щеками и даже слегка надушенный. Пока Илка раздумывал, Варка уже исчез в коридоре, ведущем в главный зал. Илка, ворча, оделся и поплелся следом. Хочешь не хочешь, а лестницу строить надо. Добраться до аптечной кладовой с чудодейственными лекарствами крайнов в преддверии новой зимы Илка тоже считал совершенно необходимым.
Вдвоем они вытащили припрятанные под парадным столом жерди. Жерди были связаны попарно неким подобием веревочных ступенек. Оставалось соединить вместе все три части и поднять, приставив к вожделенной двери. Пришла Фамка помочь с веревками, за ней Жданка – из чистого любопытства. Госпожа Илана так и не появилась. Сегодня она вознамерилась приготовить на ужин нечто замечательное, поэтому в кухне было шумновато и подозрительно попахивало чем-то не слишком съедобным.
Связать все сооружение вместе удалось довольно быстро. Осталось поставить.
– Я буду тянуть сверху, а вы снизу толкайте, – распорядился Варка и полез наверх, зажимая в зубах веревку.
Целых полчаса, болтаясь почти вниз головой на резном изображении герба рода Ар-Морран, он тянул, а раскрасневшаяся Фамка и пыхтящий Илка толкали кренящуюся во все стороны самодельную лестницу. Жданка подумала-подумала да и забилась под стол, от греха подальше. Чинный главный зал сотрясался от криков: «Левее, да нет, правее, правее, заноси, заноси ее, качается, зараза! берегись! Не, пронесло». Фамка очень боялась, что господин Лунь услышит вопли и тогда… впрочем, неизвестно, что тогда будет. То ли махнет рукой и скажет: «делайте что хотите», то ли качнет левой бровью, и тут уж никому мало не покажется. Но господин Лунь блистал своим отсутствием, и никто не помешал им поставить шаткое сооружение на предназначенное ему место.
– Уф, – сказал Варка, скатившись вниз. – Пару саженей не хватает, но там я веревочку заброшу. Потом поставим как надо. Ну чё, полезли, что ли?
