наверное, больше оттого, что была в словах его старшей подруги какая-то неприличная правда.
Чего ж вам больше? Он сказал жене: «Знаешь, все-таки Гертруда очень милая женщина» («Праздник…»). Одним из эпиграфов к его первому роману «И восходит солнце» (1926) как раз и стали слова Стайн: «Все вы – потерянное поколение. // Гертруда Стайн (в разговоре)». Это сделало фразу популярной. Ведь действие романа протекало в той среде, где жили Гертруда и люди, ее окружавшие.
Впоследствии американские исследователи Уильям Штраус и Нил Хау в нашумевшей книге «Поколения» («Generations», 1991) пересказали всю историю США как череду сменяющих друг друга поколений, наделенных самыми разными особенностями. По их оценке, «потерянное поколение» охватывает американцев, родившихся в 1883–1900 гг. Их дети, родившиеся в 1901–1924 гг., стали «величайшим поколением» США: они выдержали Великую депрессию и победили во Второй мировой войне.
К началу 1930-х гг., к тому времени, когда «величайшее поколение» выступило на арену американской истории, Хемингуэй и Гертруда Стайн рассорились накрепко, окончательно. «Отныне Хемингуэй в каждом своем новом произведении ухитрялся “цеплять” Гертруду», – отмечает ее биограф И. А. Басс. Даже демонстрируя благородство по отношению к Стайн, Хемингуэй ловко наносил ей очередной отточенный удар.
Гертруда Стайн за работой
Так, в 1934 г. он сообщил издателю журнала «Эсквайр» Арнольду Гингричу в ответ на его просьбу прислать статью о Стайн следующее: «Стрелять по тому, кто когда-то был моим другом, даже если он в конце оказался вшивым, против моей натуры».
Но ее давние слова все вспоминались Хемингуэю, и все длился их мысленный спор. Незадолго до смерти он снова вспомнил тот парижский вечер, ее категоричные слова: «Не спорьте со мной, Хемингуэй. Это ни к чему не приведет».
Он вспоминал, как, выслушав ее рассказ о разговоре в мастерской и, приличия ради, попререкавшись с ней, он направился в свое любимое кафе «Клозери-де-Лила». Прежде, до Великой войны, в нем сиживали Гийом Аполлинер, Ленин, Троцкий. Хемингуэй шел и думал, кого еще следовало бы назвать «потерянным поколением». Перед кафе стоял памятник маршалу Нею – «совсем один, и за ним никого!». И маршал тоже был одинок и тоже все потерял. Покидал Москву, фактически брошенный своим «сиром», и, пока Наполеон отступал, дрался в арьергарде, не надеясь уже ни на что. «И я подумал, что все поколения в какой-то степени потерянные, так было и так будет» («Праздник…»).
2 июля 1961 г., утром, Хемингуэй покончил с собой выстрелом из охотничьего ружья. Он не оставил никакой записки, бесследно затерявшись в вечности.
Жить стало лучше, товарищи. жить стало веселее
1935 г.
Эти слова ложились в головы людей, собравшихся в огромном зале и теперь без устали аплодировавших, с той же убедительной точностью, с какой пули, выпущенные снайпером, ложатся в центр мишени.
Выступая 17 ноября 1935 г. на Первом всесоюзном совещании рабочих и работниц – стахановцев, генеральный секретарь ЦК ВКП(б) И. В. Сталин (1879–1953) произнес: «Жить стало лучше, товарищи. Жить стало веселее. А когда весело живется, работа спорится… Если бы у нас жилось плохо, неприглядно, невесело, то никакого стахановского движения не было бы у нас».
Две недели спустя, 1 декабря 1935 г., на совещании передовых комбайнеров Сталин повторил: «У нас теперь все говорят […], что жить стало лучше, веселее».
Шел третий год второй пятилетки (1933–1937). Жить и впрямь стало лучше и веселее, чем три-четыре года назад. Партия и правительство наконец обратили внимание на развитие легкой промышленности. Стали открываться швейные, текстильные, трикотажные, обувные фабрики. Заработали новые хлебозаводы и мясокомбинаты. Многих товаров еще не хватало, но полки в магазинах стали наполняться.
С января 1935 г. были отменены карточки на хлеб, крупу и муку, с октября 1935 г. – на все другие нормируемые продовольственные товары (карточную систему ввели в 1929-м). Уже в следующем году потребление пшеничного хлеба, мяса и сала в СССР возросло примерно в 2,5 раза по сравнению с 1932 г., яиц, фруктов и ягод – примерно в 2 раза, сахара – в 1,5 раза.
Новый Колхозный устав, принятый в феврале 1935 г., закреплял право колхозника на личное подсобное хозяйство, а также четко определял его размеры (площадь участка, количество скота, наличие построек), разнившиеся в различных регионах страны. Колхозникам также разрешалось продавать произведенную ими продукцию на рынке.
Жизнь миллионов рабочих и работниц, правда, портил «квартирный вопрос». За годы первых двух пятилеток численность городского населения в стране почти удвоилась. В среднем жилая площадь, приходящаяся на человека, составляла менее 5 квадратных метров. Множество людей в городах ютились в бараках, а на окраинах – даже в землянках. Для них и крохотная комната в коммуналке оставалась несбыточной мечтой.
Советский плакат 1935 г.
Однако изменения к лучшему были и здесь. В том же 1935 г. был утвержден первый Генеральный план реконструкции Москвы, намеченный еще в 1931 г. «С увеличением населения у нас город вырастет до 5 миллионов, с быстрым ростом в городе числа автомобилей и других видов городского транспорта жить будет невозможно, если не перепланировать город, не расширить и выпрямить улицы, не создать новые площади», – объяснял необходимость перемен член Политбюро ЦК ВКП(б) Л. М. Каганович, курировавший разработку плана.
Он же непосредственно руководил строительством Московского метрополитена, который с 1935 по 1955 гг. носил его имя. Сооружение «отличного столичного метро», ведь «краше не найдешь метро, чем наше» (Н. Д. Лабковский. «Песенка о метро»), началось в 1932 г. Первая очередь метро, открывшаяся 15 мая 1935 г., шла от станции «Сокольники» до станции «Парк культуры», с ответвлением на «Смоленскую». Ее строительство велось в основном по дореволюционному проекту инженера П. П. Юренева, министра путей сообщения во Временном правительстве (июль – август 1917 г.).
Расширялись старые улицы (прежде всего магистральные). Например, прежняя Тверская по плану должна была превратиться в громадную по тогдашним меркам улицу Горького. Ради этого многие старые дома были обречены на снос, но наиболее ценные здания решено было переместить в глубь жилых кварталов. Подобный эксперимент был успешно проведен в 1935 г. в районе Триумфальной площади, ставшей тогда же площадью Маяковского. Берегам Москвы-реки предстояло одеться в гранит. Было намечено строительство нескольких монументальных мостов. Все это делало жизнь в Москве, где, кстати, в 1935 г. состоялся первый физкультурный парад, неуловимо напоминавший триумфы римских императоров, лучше и веселее – праздничнее.
Сталин не случайно обратился с этими ободряющими словами к передовикам и стахановцам. Те стали героями нового, советского общества. Настоящий «культ труда», сложившийся в нем, в сущности, только и мог обеспечить многие трудовые свершения в 1930-е гг. Ведь в отсутствие материальных, денежных стимулов
