же относительно близко к каноническим текстам классиков марксизма-ленинизма и программным документам партии. Например, в адрес авторов школьного учебника по Новой истории прозвучало обвинение, что использовав в отношении Германии времен образования Германской империи термин «объединение», они тем самым сбили читателей с толку и должны придерживаться термина «воссоединение». Они это объяснили следующим образом: термин «объединение» использовался в «Истории дипломатии», удостоенной Сталинской премии, поэтому они сочли возможным его применить[1634].
Для ученых получение Сталинской премии являлось высшим знаком почета. Если ее лауреат еще не достиг до этого административных высот, то она становилась мощнейшим импульсом в его дальнейшей карьере. Так, Б. Б. Пиотровский признавал: «В 1946 г. лауреатов Сталинской премии было мало, и она изменила всю мою научную жизнь — я был причислен к “административным кадрам”. Книгу об Урарту я писал в “свободное от оборонной работы время”, второе же издание ее я стал писать “в свободное от административной работы время”, и так на всю последующую жизнь»[1635].
Когда М. П. Вяткина назначили главой группы по истории СССР в Ленинградском отделении Института истории, то не в последнюю очередь это решение было обусловлено тем, что он лауреат Сталинской премии. Ленинградский историк Б. А. Романов на этот счет ехидно заметил: «…оказывается, это звание служит как бы квитанцией на ум!»[1636]. Через некоторое время Вяткин стал директором отделения.
Премию могли и аннулировать, хотя такое случалось крайне редко, так как это бросало на нее тень и ставило под вопрос ее абсолютную ценность. Даже осужденные фактически официально книги-лауреаты («История западноевропейской философии» Г. Ф. Александрова) премии не лишали. Сенсацией стало решение об ошибочном присуждении премии азербайджанцу Г. Гусейнову за книгу «Из истории общественной и философской мысли в Азербайджане в XIX в.», награжденную в марте 1950 г. Официальной причиной стало то, что в книге неправильно, как прогрессивное, трактуется движение Шамиля. Отмена решения вызвала замешательство в среде гуманитариев, в том числе и историков. С. С. Дмитриев записал в своем дневнике: «Случай беспрецедентный в своем роде»[1637]. Он не преминул подчеркнуть, что это решение ставит под удар престиж премии и Комитета: «После этой отмены в каком же свете предстает сам Комитет, какова же ценность его суждений и присуждений?»[1638]
Но публичная отмена премии Гусейнову — случай экстраординарный. Если возникали спорные ситуации, то они разрешались тихо, не публично. Опишем известные нам случаи.
Признанная классической в мировой историографии монография историка-медиевиста Е. А. Косминского «Исследования по аграрной истории Англии XIII века» (М.; Л., 1947) была выдвинута на премию и благополучно прошла голосование в Комиссии. Но в Отделе агитации и пропаганды ее содержание показалось сомнительным: «Считаем нецелесообразным представление работы Косминского Е. А. к Сталинской премии ввиду того, что “Исследование по истории Англии XIII века” является в значительной мере переработкой старого труда автора “Английская деревня в XIII веке”, опубликованного в 1935 году. Кроме того, автор рассматривает основные вопросы феодальных отношений в Англии в XIII веке односторонне, как смену правовых норм, в отрыве от развития производительных сил и производственных отношений, а также от классовой борьбы в английской феодальной деревне…»[1639]. Молотов на полях написал: «Против». Против чего — не совсем понятно: то ли книги, то ли мнения отдела. Как бы то ни было, книга премии не получила.
В 1947 г. вышла монография известного ленинградского историка Б. А. Романова «Очерки дипломатической истории русско-японской войны. 1895–1907». Согласно информации, содержащейся в переписке между Е. В. Тарле, который работал в комитете по присуждению премий, и А. Д. Люблинской, Романову присудили премию второй степени за 1949 г. Но решение было отменено. По свидетельству биографа историка В. М. Панеяха, партбюро исторического факультета ЛГУ обратилось в комитет с ходатайством об отмене решения. Ходатайство было удовлетворено[1640]. Архивные документы РГАСПИ проливают дополнительный свет на это происшествие. Как свидетельствует постановление Комитета по Сталинским премиям от 9 марта 1949 г., монографии Б. А. Романова действительно членами комиссии была присуждена премия второй степени. Из 38 членов 30 проголосовали положительно. Но в итоговой резолюции от 29 марта книга оказалась в списке тех, кому премию решили не присуждать. Причины объяснялись следующим образом: «Получены отрицательные отзывы академика Л. Н. Иванова, члена-корр. Е. М. Жукова и профессоров А. Л. Нарочницкого и Б. К. Рубцова»[1641].
В этом же году, несмотря на рекомендацию комиссии, отказались присудить премию Е. А. Токаржевскому, заместителю Азербайджанского филиала Института МЭЛ, за монографию «Бакинские большевики — организаторы борьбы против германо-турецких интервентов в Азербайджане в 1918 г.» (1947). Объяснялось это тем, что труд «не является достаточно значимым и имеет ряд ошибок»[1642].
В следующем году по непонятным причинам не дали премии и известному московскому историку А. А. Новосельскому, претендовавшему на нее с книгой «Борьба Московского государства с татарами в первой половине XVII века» (М.; Л., 1948). Первоначально комиссия присудила ей вторую премию. Но книга была вычеркнута из итогового списка лауреатов[1643]. И это при том, что слух о присуждении, считавшемся делом решенным, уже разнесся среди историков. Об этом свидетельствует письмо Е. Н. Кушевой Б. А. Романову от 4 марта 1950 г.: «Сегодня прочла в газете сообщение о Сталинских премиях. Нет А. А. Новосельского! А между тем и “Известия”, и “Правда” уже присылали к нему фотографов»[1644].
Но даже книги, получившие премию, не всегда становились «классическими». Резкая смена политического курса приводила к тому, что тексты приходилось переписывать, от многих положений отказываться, в ошибках каяться. Поэтому еще одной особенностью этих книг, если в них в дальнейшем обнаруживали ошибки, было быстрое переиздание (напомню, что рядовые авторы ждали своей очереди на издание трудов годами) в исправленном виде. Логика проста: в книге, отмеченной премией самого Сталина, ошибок, во всяком случае больших, быть не должно, так как на нее ориентируются остальные историки.
Сначала Сталинскую премию историкам не давали. Причин этого было немало. Во-первых, репрессии 30-х гг. привели к тому, что фундаментальные труды зачастую писать было некому. Во-вторых, в конце 30-х гг. основной акцент делался на фундаментальных и многотомных коллективных трудах, написание которых съедало массу времени и часто буксовало по разным причинам. На индивидуальные монографии времени часто не хватало. В-третьих, во второй половине 1930-х гг. историческая идеология формировалась заново, причем часто путем проб и ошибок рядовых исполнителей. Ситуация неопределенности, возникшая в исторической науке, мешала удостоить высшей награды страны исторические труды.
В январе 1941 г. на премию первой степени (в 100 000 рублей) был выдвинут труд армянского историка, академика Я. А. Манакдяна «Тигран
