Книга Кая. Полукровка - Анна Бегун

– Но как это может быть? – воскликнула я и поморщилась от пронзившей виски головной боли. – Я же не гладир!

Он снова взял меня за руки, призывая успокоиться.

– У меня самого не всё сходится. Клеймо ставит отец, значит, твой отец должен принадлежать роду Веда. Если это так, то ты должна быть как минимум полукровкой – по линии отца. Но тогда ты должна и выглядеть... как мы.

Я открыла было рот, чтобы возразить, но он помотал головой:

– Подожди! Я сам не понимаю, но есть две версии. Одна: что твой отец сам полукровка, но по матери, и тогда, возможно... Но нет, есть основания полагать, что ты – гладир больше, чем наполовину.

– Что ты несёшь?..

– Вторая версия, – он словно не обратил внимание на мой протест, – заключается в том, что ты под иллюзией.

– Гард, я не могу быть гладиром.

Он с сомнением покачал головой:

– Хочешь сказать, это клеймо – не настоящее?

– Возможно, – я развернулась к стене и приложилась к холодной поверхности лбом, чтобы хоть чуть успокоить боль. – Может, это просто случайный шрам. Может, ты что-то перепутал. Но я точно не могу быть гладиром, никак.

– Давай проверим мою вторую версию. Я с самой первой нашей встречи постоянно чувствую от тебя непрерывное тонкое воздействие.

Он несколько секунд задумчиво меня рассматривал, после чего его брови удивленно поползли вверх.

– Эй, ты чего? – нахмурилась я в ответ. – Ты меня пугаешь.

– Искусное воздействие, сильное. – Он легонько стукнул меня по лбу указательным пальцем. – У тебя крепкая головка. Не могу пробиться. Ты точно раньше с гладирами не общалась?

Сердце тоскливо защемило и я отвернулась.

– Знаешь, – очень медленно зазвучал мой голос, – я уже ни в чём до конца не уверена. Может и общалась. В моей жизни было очень много разных людей.

Гард мягко улыбнулся, но всматриваться в меня не перестал. Он медленно раскачивался взад-вперёд и через каждые несколько секунд поднимал руку, повернув её ладонью ко мне.

– Опусти стену, – попросил он. – Попробую залезть глубже.

– Будешь ковыряться в моём сознании? – хмыкнула я. – И не стыдно тебе?

– Кая-ли, – выдохнул он, – я не стану залезать слишком глубоко.

– Почему, – вскинулась я. – Почему ты меня так называешь?

– Что?.. Как?

– Вот это твоё «Кая-ли». Что это значит?

Он непонимающе нахмурился.

– Так все говорят. Ласковое имя.

– Так никто не говорит! – закричала я, чувствуя, как к горлу подступают неконтролируемые слёзы, а сердце наполняется яростью. – Никто! Никто! Кроме тебя и папы!

Голова разрывалась на куски. Взревев от боли и охватившего всё тело огня, я упала лицом в подушку. Гард сел рядом со мной на пол и нежно гладил меня по волосам, пока огонь не утих, и я не смогла приподнять голову.

– Что значит «Кая-ли»?

– Ничего не значит, честное слово. Меня бабушка всегда называла Гардо-ли, а брата – Ройя-ли. Папа к маме обращался – Нина-ли. И так у всех.

– У всех – у вас. Но не у нас. – Я снова приняла вертикальное положение, и новый приступ боли охватил голову. – Давай. Залезай в мои мозги.

– Ты уверена? – его брови озабоченно выгнулись, а лицо было предельно серьёзным. – Если ты не хочешь, я не стану этого делать.

– Хочу, – отрезала я. – Мне тут вспомнилось. Как там звали твоего брата? Рой? Знаешь, я слышала это имя. Много, очень много раз. И почему-то на моей памяти так звали только одного человека.

– Кого же?

– Папу. Давай скорее покончим с этим, голова болит невыносимо!

Гард подтянул стул и сел, склонившись, напротив меня. Его лицо было так близко... Если бы так не болела голова, если бы не воспоминания детства, нахлынувшие на меня единым потоком, то, может быть, я бы сама поцеловала его сейчас.

Эта мысль мелькнула в голове – и тут же исчезла, оставив меня наедине с бледно-фиолетовыми глазами, уже ворвавшимися в мой мозг. Нэрд говорил, ментальное воздействие легко ощутить – словно кто-то проводит по спине холодным металлом. Но вместо леденящего чувства, меня охватил жар. Я рушила стены, но они сами собой возводились вновь. Охваченная яростью, я сносила их гигантским молотом, но они выстраивались в кривые и косые, но огромные груды камня. Гард помогал мне, я почти видела это, но он не рушил стены, а пытался проскользнуть в возникающие повсюду щели. С каждым новым ударом стена выстраивалась всё слабее, всё больше брешей в ней оставалось. И только когда она стала совсем уж плохонькой, решилась остановиться. Если бы во внутреннем пространстве я могла бы взглянуть на себя, то наверняка увидела бы полыхающее неистовым огнём существо.

«Я человек, – звучало в моей голове. – Я человечек... ты человечек... человечек мой маленький... хорошенький наш человечек...»

Стоп, это уже не мой голос!

«Такая хорошенькая... человечек... глазки кругленькие... ушки маленькие... человечек... глазки кругленькие... ушки...»

Спустя несколько невероятно долгих минут Гард пересел на кровать и прижал меня к себе. Он не говорил ничего, только гладил по спине и чуть раскачивался из стороны в сторону, словно убаюкивая. Я шмыгнула носом, и только теперь заметила, что щёки мои мокрые от слёз, и шерстяной свитер, в который был одет гладир, вымок в том месте, которым я прижималась к нему.

– Прости, – шептал Гард мне на ухо. – Я не думал, что всё так серьёзно. Твои родители очень любили тебя.

Я хотела спросить, о чём он, но голос не слушался. Впрочем, никакие вопросы и не понадобились: гладир сам пояснял, осторожно подбирая слова.

– В тебя буквально вшили неприятие мысли о том, что ты – гладир. Внушали: ты – человек, ты – человек, до тех пор, пока ты сама не выстроила в своей голове храм под названием «я – человек». Он должен был отбивать любую подозрительную информацию, любые намёки, любые мысли на этот счёт. Словно мы все – просто сказка...

– В чём же тогда выражается любовь? – хмыкнула я. Храм, видимо, всё ещё стоял на месте, потому что от идеи нечеловеческой сущности вполне ощутимо подташнивало и кружилась голова.

– А ты вспомни, что делали с гладирами лет десять назад.

Я вспомнила. И оттолкнула Гарда от себя.

– Пусти меня.

Подошла к зеркалу, убрала назад волосы и внимательно осмотрела отражение. Всё, как обычно: круглые, крупноватые глаза, прижатые к голове аккуратные уши. «Да быть не может», – мелькнуло в голове, но я тут же прогнала эту мысль. Что, если предположить? На одну маленькую секундочку...

– Всё детство, как волшебное заклинание, мне повторяли эти слова, – сказала я, тяжело оперевшись руками о стену возле зеркала. – С этими словами мама успокаивала меня. Будила. Укладывала спать. Этими словами меня встречал папа после долгих месяцев разлуки. Этими словами бабушка выражала свою гордость за меня. Знаешь, что это были за слова?