Наконец миссис Шерлок Холмс тоже отвязалась, и Киэнну даже удалось уговорить Эйтлинн забрать детей и уехать обратно в отель, чтобы хоть немного отдохнуть. Вопрос с Рико он должен был решить сам. И ни в чьей помощи сейчас не нуждался.
Или, скорее уж, никто не сумел бы ему в этом помочь.
Примерно как никто не может прожить твою жизнь за тебя. Даже если тебе этого очень хочется.
И умереть твоей смертью тоже никто за тебя не сможет.
И уплатить твою виру.
Когда тянуть и дальше кота за яйца уже не было ни малейшей возможности, Киэнн затолкал жалкие протесты агонизирующего самолюбия в самый дальний карман и отправился с визитом к юному пациенту.
— Hola, muchacho, — осторожно начал он, занавесив дверь легонькой фит фьятой. На какое-то время о них теперь просто забудут и перестанут замечать. — ¿Qué tal?*
*(исп.) Привет, парень. Как оно?
— Bie-e-en… — неуверенно протянул Рико. — Ты на меня сильно злишься?
*(исп.) Хорошо...
Киэнн не сразу понял.
—Э-э-э…
Потом дошло. Ах да!
— Хавьер Рикардо Гонсалес! — Мальчишка напряженно замер, похоже, и в самом деле ожидая, если и не приговора, то уж выговора наверняка. — Ты патологический вор, если, конечно, ты знаешь, что это такое, и я даже догадываюсь, от кого это у тебя. Но нет, я на тебя не злюсь — это моя вина и мой недосмотр. Кроме того, полагаю, мы оба уже достаточно наказаны за это. Так что говорить с тобой я собирался совсем о другом.
Интересно, чье имя ты носишь, Рикардо Гонсалес, мелькнуло в мозгу. И должен ли я передать тебе свое? Можешь ли ты зваться Дэ Данааном? Захочешь ли?
Рико радостно улыбнулся в ответ и снова огорошил Киэнна вопросом в лоб:
— А чего он от меня хотел? Зачем я ему?
— Кому?
Их разговора со Снаргом латинос, конечно, понять не мог.
— Ну, нагвалю. Волку.
Кто такой нагваль Киэнн не знал, но решил этот момент пропустить мимо ушей.
— А откуда ты знаешь, что он интересовался именно тобой?
Рико пожал плечами:
— Догадался.
Ну, в сущности да, если на тебя набрасывается подозрительный урод и начинает срывать с твоего тела датчики, вполне вероятно, что он от тебя чего-то хочет. Несложно догадаться, если иметь привычку хоть немножко шевелить мозгами. Это у него точно не от тебя, Киэнн.
— Вообще-то я планировал рассказать тебе об этом во вторую очередь, но, раз уж ты сам с этого начал… — Киэнн решил позволить себе сесть и хоть немного расслабиться. — Видишь ли, лет сто тридцать тому назад у него… отняли сына. Убили. Злые… фейри. Если не врут, то во время Охоты. Про нее я тебе потом расскажу. Его звали Ригр, и ему было как раз девять, как тебе сейчас. Поэтому он хочет… чтобы ты его заменил. Ну… как бы… хочет, чтобы ты стал новым Ригром.
Глаза Рико округлились:
— Как вуду?!? Забрать мое тело и поселить туда чужую душу?
Киэнн резко мотнул головой, хотя знал, что не имеет права так однозначно отрицать сходство частичной реинкарнации вервольфов с теми самыми, вероятно, полностью вымышленными ритуалами вуду или, может быть, худу-магии, якобы позволяющими колдуну переселить свою душу в чужое тело.
— Нет. Не как вуду. Как… Как если ты прочтешь новую книжку, всё-всё-всё узнаешь о ее герое и так привыкнешь к нему, что станешь немножко им, понимаешь? Правда, героя книжки ты можешь однажды забыть, прочитать другую и перестать быть тем, первым героем. Но ты никогда не сможешь перестать быть немножко Ригром. И… ты перестанешь быть человеком. Станешь оборотнем. Вервольфом.
На этот раз мальчишка буквально просиял:
— Нагвалем?! Ух ты!
— Кто такой нагваль? — не выдержал Киэнн.
Рико чуть смутился:
— Колдун. Ну, который превращается. В зверей всяких.
«Ты не имеешь права его обманывать», — старательно напомнил себе Киэнн.
— Нет. Тоже нет. Если ты станешь вервольфом, то, боюсь, колдуном тебе уже не быть. И превращаться ты сможешь только в одного зверя: волка.
Энтузиазма у мальчугана чуть поубавилось, но свет в глазах все же не погас. Похоже, он лихорадочно соображал, в чем подвох. Молодец, правильно делает.
— Это плохо? Быть волком? Нельзя? Меня проклянут и я попаду в ад? Стану монстром? Буду есть людей?
Киэнн усмехнулся:
— Последнее вовсе не обязательно, но многие из них так и вправду делают. В ад, думаю, не попадешь, ну, или уж точно не в тот ад, про который все говорят. Насчет монстра и… хорошо это или плохо — боюсь, я не смогу тебе этого сказать. Всё не так однозначно, малыш. Видишь ли, мы все в каком-то смысле монстры. И люди, и фейри. Я тоже монстр. Мало чем отличаюсь от волка-оборотня или Эль Кукуя, который прячется под кроватью.
Рико очень серьезно и как-то пронзительно посмотрел на него:
— А я не могу быть как ты? Колдуном?
Нож по сердцу. Ничего, терпи.
— Прости, но нет, — печально покачал головой Киэнн.
— Тогда я хочу быть вервольфом, — твердо проговорил Рико. — Почти как ты. Можно?
Ну вот, он сам просит. А ты уговаривать думал.
— Уверен?
Рико кивнул.
— А это больно? Меня укусят? Я не боюсь, просто…
— Никто тебя не будет кусать. Тебе наденут пояс из кожи того, другого маленького вервольфа. И ты уже не сможешь его снять, как бы ни старался. А потом ты проспишь четыре ночи под небом Маг Мэлла, и тогда научишься оборачиваться, получишь волчий нюх и волчьи инстинкты, волчью силу и… ну, и их слабости тоже получишь. Будешь бояться огня и стали, чуять запах крови за милю, уворачиваться от летящих пуль, догонять мчащийся автомобиль, взбираться по отвесной стене… Слышать Песнь Глейп-ниэр. Станешь жить в стае и слушаться вожака, презирать трусливых эльфов, сторониться баньши, плясать на Бельтанэ, забиваться в нору на Савинэ, пить разбавленный сидр на Имольхе и приносить кровавую жертву на Лунайсэ. В общем… Я тебе расскажу. Все расскажу, если захочешь. Ты не спеши, я не хочу, чтобы ты однажды пожалел о своем решении.
Киэнн перевел дух.
— А теперь еще кое-что. Вероятно, это не так важно, как выбор носить или не носить шкуру вервольфа. Может быть, даже неважно вовсе. Или очень важно. Но в любом случае я хочу, чтобы ты знал.
Рико снова насторожился. Тьху ты, черт! Чувствую себя идиотским, до абсурда пафосным Дарт Вейдером. И боюсь, что сейчас он закричит «не-е-е-ет!» и рухнет в пропасть.
— Снарг выбрал тебя не просто так. Он выбрал сына короля Маг Мэлла. Моего сына. О котором я до вчерашнего дня ничего не знал. И который девять долгих лет ничегошеньки не знал обо мне.
