Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 137
– Боитесь?
– Ленюсь.
– Вы инвалид лени! А вы знаете, куда лучше всего приземляться с парашютом?
– Куда?
– В постель к любимой женщине. А еще лучше, если и ты и она прыгаете одновременно и приземляетесь в одну постель!
– Метафора?
– Хренафора… Это – фантастика! Иначе я бы никогда не взял Катьку в Майами…
Дверь купе снова отодвинулась – и телохранитель поставил на стол две бутылки донского игристого:
– Вот. Другого красного нет. Про французское и не слышали. Сказали: это вам не Москва зажравшаяся, здесь только водку пьют…
– Ну что ж, – философски заметил Павел Николаевич. – Такова Россия – смесь бургундского с донским игристым! Спасибо, отдыхай!
Толик вышел.
– Замечательный мужик! Знаете, за что его из «девятки» поперли?
– За что?
– За то, что он Советский Союз развалил!
– Не понял!
– Объясняю. Когда Горбачев собрал всех президентов в Ново-Огареве подписывать союзный договор, Толик во время торжественного обеда торчал как раз в группе охраны. Выпил, понятно, малость, чтобы не очень противно было на всю эту сволочь глядеть. Они там, в «девятке», умеют так выпить, что со стороны ни за что не догадаешься. Профессионалы! И вдруг к Толику во время аперитива президент, кажется, Молдавии, если мне память не изменяет, Мирча Снегур привязался. Что-то ему не понравилось. Мол, не так смотришь, не так стоишь! Снегура тоже понять можно: был он какой-то там драный первый секретарь занюханного ЦК Молдавии – и вдруг сделался аж президентом! Крыша у него и поехала. А Толик вместо того, чтобы прогнуться и повиноватиться, как это обычно делается, взял да изобразил лицом: «Иди ты лесом, Мирча!»
– Что вы себе позволяете! – закричал Снегур. – Я – президент Молдовы!
– А я капитан девятого управления КГБ! – вдруг брякнул Толик. – Вас, президентов, как собак нерезаных теперь на просторах страны разбегалось, а капитанов «девятки» раз, два – и обчелся!
Что тут началось! Все просто обалдели. Это ведь как если бы бронзовый матрос с маузером на станции метро «Площадь Революции» вдруг заматерился! Это как если бы на Валтасаровом пиру на стене вдруг три страшных слова проявились: «Идите вы лесом!» Не было никогда такого прежде! У Снегура от возмущения сердечный приступ случился. Горбачев, чтобы его успокоить, тут же на банкете, кудахча, стал исключать Толика из партии. Три прибалтийских президента под шумок радостно чокнулись рюмочками, справедливо усмотрев в этом происшествии знак скорого распада проклятой империи. Кравчук от волнения забыл, как по-украински будет «независимость». Шеварднадзе, отпросившись якобы по малой нужде, побежал Гельмуту Колю звонить-докладывать. А Ельцин устроил скандал, заявив, что Толика Раиса Максимовна подослала…
В результате взволнованные президенты порешили, что проект нового договора еще сыроват, и постановили его доработать. Подпиши они тогда союзный договор – и история пошла бы совсем другим путем! А о том, что дальше случилось, во всех учебниках теперь написано. Снегур, вернувшись в Кишинев, ударился в крутейший прорумынский сепаратизм. Прибалты завыделывались. Хохлы захорохорились. Грузины завыстебывались. Белорусы забульбашили. Армяне закарабашили. Азиатское подбрюшье так вообще охренело. А Россия совсем сбрендила и объявила себя независимой, как Берег Слоновой Кости.
Горбачев в сердцах после того случая разогнал «девятку», набрал новых людей – они-то его и сдали потом в Форосе. И распался великий Советский Союз. А Толика – этого в учебниках, разумеется, нет – исключили из партии и выперли с работы. Но об этом он не жалеет. Ему Советский Союз жалко. Пьет он редко, но как следует. И когда наберется – плачет. Честное слово, плачет и приговаривает: «Что я наделал! Что я наделал!»
Вот ведь как!..
Раскатистый вокзальный голос невнятно предупредил об отправлении.
– Прямо сейчас придумали?
– Кто знает, кто знает! – заулыбался Павел Николаевич – и на его щеках появились ямочки.
Он облупил с бутылки фольгу, открутил и снял с горлышка проволочный намордничек – пробка хлопнула и как бешеная запрыгала по купе, отскакивая от стен. В этот миг поезд дернулся – и пенная розовая струя лишь со второй попытки и то не очень точно накрыла стаканы.
– За что? – осведомился Павел Николаевич.
– Каждый за свое. Впотай… – предложил я.
– «Впотай»? Никогда не слышал, – восхитился он. – Отличное слово! Ты молодец! Хочешь, я возьму тебя к себе на хорошие деньги? Делать ничего не надо. Просто будешь раз в неделю заходить в мой кабинет и говорить одно какое-нибудь странное слово… Впотай! И все – больше ничего мне от тебя не надо. Ты понимаешь, люди, с которыми я каждый день общаюсь, говорят совсем на другом языке. В этом языке всего несколько слов, как у судьи на ринге. И все слова такие грубые и подлые! От них я никогда не слышал – «впотай»! А мне это теперь очень нужно. Катька тоже говорила иногда странные слова… Ну что ты молчишь?
– А мы разве перешли на «ты»?
– О гордый и неприступный повелитель слов! Писателишка хренов! Пьем на брудершафт. Но – впотай!
Мы переплелись руками и, обливаясь донским игристым, выпили – вино было сладкое, с чуть затхлым привкусом. Потом мы поцеловались – от моего попутчика повеяло дорогими запахами. Он взмолился:
– Слушай, давай я тебе все-таки свои стихи прочту – концептуальные!
– Одно стихотворение! – твердо предупредил я.
– Заметано. Один концепт. Слушай:
То березка, то рябина,То ольха, то бересклет.То бывалая вагина,То девический минет…
Ну как? Не хуже, чем у Егора Запоева?
– Лучше. Гораздо лучше. Отечественная поэзия понесла тяжелую утрату!
– Серьезно?
– А то!
– Знаешь, если бы я был «голубым» – я бы тебе сейчас отдался. Впотай… Может, мне вообще, к черту, сменить ориентацию? Да, мне нравилась девушка в белом, но теперь я люблю голубых…
– Попробуй.
– А чего пробовать! И так с утра до вечера употребляют во все емкости. Ты думаешь, деньги иначе зарабатывают? Как в Белый дом приедешь – так сразу и начинается… Даю, даю, даю…
– Впотай?
– Какой там впотай – внаглую! Скольким я дал! Они уже знают: раз Шарман пришел – значит, сейчас давать будет… Если они взяточники, то кто тогда я? Давало?! Катька по сравнению со мной – целка… А о чем я до этого говорил?
– О голубых.
– Нет, до этого.
– Кажется, о Майами.
14. В Майами! В Майами!
В Майами я полетел из-за Генки Аристова, знаменитого летчика-космонавта, Героя России. Ну я тебе уже рассказывал… Помнишь, когда президент ему звезду вручал, он хлопнул Генку по плечу. И Генка тоже хлопнул – так, что всенародно избранный чуть не свалился. Тогда об этом все газеты писали. Генка по жизни ничего не боится, кроме Галины Дорофеевны.
Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 137
