— Да, есть у меня и еще самородки и драгоценные камни, но теперь я их не ношу с собой, а спрятал в надежном месте.
— Как бы то ни было, ты достаточно богат для того, чтобы сделать Балкис предложение. Еще возражения есть?
— Возражений… нет, — промямлил Антоний.
— Но, как я понимаю, есть вопросы. Какие же?
Антоний, смущенно сверкая глазами, посмотрел на Мэта.
— Знаете… я видел, как это бывает у домашних животных, но… думаю, у людей все немного иначе. Расскажите мне… как это происходит у мужчины с женщиной? Как достигают того восторга, о котором все говорят?
Мэт вздохнул, собрался с мыслями и начал рассказывать Антонию о том, во что юношу должен был бы посвятить его отец — но, по всей вероятности, относительно восторгов любви отец Антония и сам был не в курсе. По мере рассказа Мэта щеки Антония становились все более и более пунцовыми.
Все они, само собой разумеется, были приглашены на пиршество по поводу победы над врагами — и даже Стегоман с Диметролас. Вот только драконы приглашение не приняли. Было полнолуние, и Стегоман наговорил Мэту всяких глупостей насчет прелести полетов под луной и аромата ночных цветов. После пира Антоний обратился к Балкис и очень серьезно спросил:
— Не могла ли бы ты показать мне ваши северные созвездия, Балкис? Среди них так мало тех, что видны на ночном небе у меня на родине.
— О… С радостью, Антоний, — ответила Балкис, и они вышли из пиршественного зала рука об руку.
Принц Ташиш проводил их взглядом и нахмурился.
— Как-то мне не по себе, — признался он. — Безопасно ли оставлять мою кузину наедине с этим страстным молодым человеком?
— Рад, что ты проявляешь братскую заботу, — улыбнулся пресвитер Иоанн. — Но все же, на мой взгляд, ты зря так тревожишься, Ташиш. Ты же своими глазами видел, в какую кошку способна обратиться Балкис. Не сомневайся: если Антоний забудется, ему грозят такие острые коготки, каких нет ни у одной смертной женщины.
— Все равно я волнуюсь, — покачал головой Ташиш. — На дворе ночь как-никак.
— Ну что ж, — вздохнул император, — если тебе так уж хочется унять тревогу, то я пройдусь по саду в компании с лордом-магом. Нет-нет, мы, конечно, не станем шпионить за Балкис и Антонием, но если она, не дай бог, закричит и позовет на помощь, мы будем поблизости. Вот только я сильно сомневаюсь, что она закричит.
Мэт в этом тоже очень сильно сомневался. Он отправился на прогулку с императором, намереваясь сделать это исключительно ради того, чтобы убедиться, что и влюбленная пара тоже просто-напросто гуляет под луной.
Однако влюбленные не просто гуляли. О да, они болтали о всякой ерунде и старательно избегали прямого разговора о своих отношениях. Балкис могла бы всю ночь рассказывать Антонию о звездах, а Антоний — столь же долго отвечать ей учтивыми восклицаниями о красоте цветов и сравнивать с нею ее красоту. Стоит ли говорить о том, что в его сравнениях цветам всегда отводилось второе место?
Балкис медленно, но верно вела возлюбленного к ручью, что протекал по дворцовому саду.
— Какая дивная картина! — восхитился Антоний. — Вода так чудесно сияет под луной, соловьи заливаются, а нас со всех сторон окутывают прекрасные ароматы — но ты, ты прекраснее всего на свете!
— Благодарю тебя, — кокетливо глянув на юношу из-под полуприкрытых век, отозвалась Балкис. — Но я не могу глядеть на эту речку, не вспомнив о том, что именно здесь моя мать отправила меня в плавание по жизни.
— Ты не можешь этого помнить! — горячо возразил Антоний.
— Нет, — согласилась Балкис, — но есть те, кто помнит об этом. — Она повысила голос и крикнула: — Духи воды, явитесь и поговорите со мной, заклинаю вас! Мне нужен ваш совет!
Речка словно бы разлилась, а потом вода отступила, и к берегу подплыли две женщины в одеяниях из водорослей. Антоний ахнул от изумления.
— Нам ведь не трудно узнать волшебное дело рук своих, когда оно к нам взывает — правда, Шаннаи? — спросила одна нимфа у другой.
— Как не узнать, Алассер, — отвечала ей другая. — Что тебе нужно от нас, дитя реки?
— Скажите, чтобы вас услышал этот человек, молю вас, — попросила Балкис. — Не вы ли рассказали мне о том, кто я на самом деле такая?
— Мы самые, и всего год назад, — подтвердила Алассер. — Что же, этот смертный так глуп, что не желает тебе верить?
— Если хочешь, мы превратим его в карпа, — предложила Шаннаи.
— Нет-нет, не надо! Он мне нужен таким, какой есть!
— Все так и есть, как они говорят, — с тяжелым сердцем вымолвил Антоний и отвернулся. — Ты родилась принцессой.
— Но не выросла ею! — Балкис бросилась за ним и схватила за руку. — Разве я не осталась для тебя просто Балкис — принцесса я или нет? Разве я до сих пор не твоя любимая кошка? О Антоний, если ты не хочешь, чтобы я была принцессой, я ей не буду! Я отрекусь от моего титула, откажусь от высокого положения при дворе, я уйду с тобой куда глаза глядят, и мы станем жить, как пожелаешь ты!
Глядя ей в глаза, Антоний ответил:
— Я хочу, чтобы у тебя было богатство, которого ты достойна Ты — такая, какая есть, и у тебя все должно быть самое лучшее. Ничто не изменит этого, и я не хочу, чтобы было иначе.
— А ты сам? — вмешалась нимфа по имени Алассер. — Я слыхала, что ты родился в крестьянской семье, но затем пережил столько тревог и бед, что приобрел благородство духа. Подойди же сюда, смертный.
Антоний в страхе попятился, но Алассер поманила его, и юноша на ватных ногах пошел к речке. Он сопротивлялся, но нимфа притягивала его к себе, словно магнит.
— Встань на колени, — приказала Алассер, и Антоний послушно опустился на колени и оказался лицом к лицу с нимфой.
Нимфа прикоснулась кончиками пальцев к его лбу и довольно кивнула.
— Он обладает таким же магическим даром, как она, и дар этот исходит от щедрости его сердца, от целостности натуры и решительности. А это кто такой?
Обе нимфы испуганно отшатнулись и были готовы скрыться под водой. Пресвитер Иоанн подошел к берегу и встал рядом с юной парой.
— А, да это тот самый человек, по приказу которого был разбит этот чудесный сад, где мы можем резвиться! — воскликнула Алассер, узнав императора. — Не сомневайтесь, ваше величество, этот юноша благороден от природы, а уж кому это знать, как не нам — тем, кто плоть от плоти Природы!
Иоанн вынул из рукава мантии жезл и поднял его над плечом Антония. Юноша так и стоял на коленях. Он задрожал от волнения и широко раскрыл глаза. Император коснулся жезлом правого плеча Антония и торжественно проговорил:
— Провозглашаю тебя придворным чародеем.
Антоний замер. Ему казалось, что какое-то неведомое тепло растеклось по его жилам. Иоанн убрал жезл.
