Я рвался обратно.
Как ни странно, все мы рвались обратно.
Туда, где, как казалось — и, собственно, так и было! — продолжалась реальная жизнь и реальная, мужская работа: защищать родину. Действовать, двигаться, чувствовать свою нужность и незаменимость. Там были лучшие.
Еще никогда я не видел такого мощного скопления лучших людей.
Да, они были разные — грубые, озлобленные, с матом и черными от копоти лицами, со слезами, когда читали письма от детей или складывали в кузов «двухсотых».
Но они были — лучшие. И я должен был быть рядом с ними.
— Останешься? — спросила Лика сегодня вечером, когда я пришел на нашу старую квартиру, куда наведывался ежедневно.
За десять дней моего отпуска мы размотали все клубки и клубочки, намотанные временем. Всегда говорили до поздней ночи.
А потом я брал такси.
И она закрывала за мной дверь.
Я ритуально несколько секунд простаивал перед ними, прислушивался к ее шагам. И — не слышал их: значит, она тоже стояла за дверями, прислушиваясь к моим.
Сегодня она спросила: «Останешься?»
Я обнял ее.
Она уткнулась головой в мою грудь.
И мне показалось, что ее волосы до сих пор пахнут дымом.
«Мой отчаянный боевой друг», — с тоской подумал я.
— Я вернусь, — сказал и открыл дверь.
Она отстранилась и серьезно кивнула.
И закрыла их за мной…
Теперь я стоял посреди Майдана — чистого, освещенного тысячей огней.
И пытался ответить на ее вопросы.
Да, Лика, я останусь. Я обязательно останусь.
Потом.
Когда вернусь окончательно.
А до тех пор мне надо решить много вопросов и сделать кучу дел, чтобы быть достойным твоего такого неожиданного возвращения.
А потом я буду возвращаться всегда — со всех, черт возьми, красных дорожек.
Обещаю.
Чувствуя себя сентиментальным дураком, который привозит кучу ненужных сувениров.
У нас будут дети — два мальчика, которые выкатятся мне навстречу с заспанными лицами и протянутыми руками. Или лучше: мальчик и рыженькая курчавая девочка — влюбленные до исступления.
Я вернусь, Лика, когда…
(Я бы хотел сказать тебе слова, которые когда-то слышал от тебя. Но ты же знаешь, как трудно их произносить…)
…Когда мы победим.
И без эмоций вспомним свою тревогу, гнев и отчаяние — но без гнева и отчаяния.
…Когда поймем, что воевать можно, имея в душе ненависть, гнев, боль, а побеждать только — с любовью.
И это — самое трудное, почему мне еще надо научиться.
Но обещаю — я научусь…
* * *
А еще…
…Когда- нибудь я первым войду в город, где Марина оставила сына.
И найду его.
Я знаю, она бы этого хотела…
Март 2012 — декабрь 2014 года
