Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 120
Путятин нагнулся и погладил дерево.
– Столярные работы, – сказал Евфимий Васильевич и глянул на пожилого плотника Кикути.
Тот подумал, что адмирал заметил неровность, за которой он, Кикути, недосмотрел. Кикути поклонился, показывая, что готов отвечать мужественно и все исправить, надо только указать.
– Не хуже, Евфимий Васильевич, чем в Архангельске, – сказал Аввакумов.
За последние дни Колокольцов, по мнению матросов и плотников, появлялся редко, – видно, возился с японкой, – а за всем смотрел самурай Ябадоо. Ничего не знает и только делает вид, что распоряжается. Его хлебом не корми – дай поважничать. Спросит через переводчика: «Вы что сейчас делаете?» – «А мы вот ставим столбы, будет кнехт, за него закрепим шхуну». – «А-а! Хорошо! Приказываю крепко поставить эти столбы и закрепить за них кость-дракона, при этом смотреть без упущений!» – «Да не за столбы, а за перекладину». Но ему и нечего говорить, он все равно ничего не понимает.
– А, вот и ты тут, старая образина! – сказал Глухарев и похлопал самурая по выпяченному тощему брюху.
– Я очень вам благодарен, – сказал Евфимий Васильевич, – всегда считал вас дельным офицером. Но вы превзошли мои ожидания.
– Рад стараться, Евфимий Васильевич! – ответил Колокольцов сурово, как бы еще более озабоченный предстоящим дальнейшим делом.
– Завтра праздничный день. Японский Новый год. Работы остановите. Объявите людям.
Адмирал ушел на баркас. Колокольцов собрал рабочих.
– Ну, братцы, теперь за дело!
– Как же, тесть, поди, утром и вина подаст, и угощений, – ворчал Глухарев.
Америка еще недавно была сельской, «гужевой» страной. В тридцатых годах флот ее военный стоял на восьмом месте, был хуже и слабей, даже чем у Турции и Египта. Вот это «литературно-историческое» сообщение в одном из американских справочников поразило Сибирцева. Так было еще двадцать лет назад.
Оказывается, Перри был одним из тех, кто все это понял и со всей энергией, наверно и со свирепостью, осуществлял обновление американского флота. За двадцать лет совершены чудеса.
Теперь новейшие корабли военного флота строятся из железа. Давно уже построен «Принстон» со стальным корпусом, который Перри включал в свою эскадру. На «Поухатане» всюду клепаная сталь.
Все, о чем читал еще прежде, ожило на «Поухатане». Близким стал молодой гений изобретатель Джон Эриксон, творец новейших устройств, применяемых на «Поухатане». «Снаряд, заменяющий бомбу, на принятых бомбических орудиях, – скажет Пегрэйм, – это изобретение Джона Эриксона».
Да где же теперь сам Эриксон? Американцы улыбнутся невесело. Изобретатель уволен. Почему? Ведь он совсем еще молодой человек? Во время испытания новейшей пушки «Миротворец» в присутствии президента и правительства лопнул ствол, убило семь человек, в том числе двух министров.
Мало ли чего бывает при испытаниях! Грех да беда на кого не живут! Министров много, а Эриксон один. Но у Эриксона дела много и без американского флота. А вот наш Александр Федорович рисует машины с чужого позволения. Вот судьба своего изобретателя! А он немало дельного советует адмиралу... Но разве у него все так, как ему полагается? Если ему дать заказы от ведомства или определить его к миллионеру на завод...
На «Диане» и «Палладе» старые чугунные пушки... На фрегате под каждым орудием висели в полнейшем порядке банник, прибойник и пыжевник, и много старания требовалось от матроса, чтобы вся эта старинная мощь содержалась как следует.
Может быть, поэтому и Евфимий Васильевич угрюм, ведь он тоже знает много нового! Однако и из старой чугунной пушки придется поразить врага, коли нет другой. Таких судов, как «Поухатан», и цельноклепанных из стали мониторов нет, кажется, и в английском флоте под Севастополем. Союзники бомбардируют там из старых пушек ядрами и бомбами.
Поначалу американцы не желали назначать Перри командующим экспедицией в Японию. Не за то, как мы думаем, что он отстал. Напротив, он много крови всем испортил, всю свою жизнь требуя обновлений и улучшений. Перри представляется теперь совсем в другом свете.
...Подошел Аввакумов:
– Завтра праздник у японцев, Новый год, ваше благородие, вот артельный приглашает нас с Глухаревым. Дозвольте пойти.
Кикути тут же, держа шляпу в руках, переминался с ноги на ногу.
Адмирал уже предупреждал офицеров, чтобы по приглашению благонадежных японцев и под их ответственность людей отпускать на праздник с унтер-офицерами или под наблюдением более солидных матросов и пожилых. А молодых крепко держать в лагере и не выпускать, а заниматься с ними священнику.
Алексей пришел в дом при храме, быстро прошел через коридор и, открыв дверь, увидел, что Оюки сидит у него в комнате и плачет.
– Что с вами, Оюки? Оюки...
Она хотела показать, как ей тяжело, но когда Ареса-сан вошел, на самом деле горько расплакалась.
– Оюки! Оюки! – нагнулся он.
Она, блестя слезами на широко раскрытых глазах, заговорила с обидой, что у всех праздник, а у нее нет праздника, у нее очень болит сердце.
– Ну, знаете, Оюки, зачем капризы? Зачем напрасно?
– Нету напрасно! – с жаром воскликнула она. У нее такой вид, словно готова кинуться на шею. – Разве я хуже других? Зачем это западное уважение? Зачем и для чего мне учиться западным паукам? Зачем мне эта почтительность? Я знаю, вы скажете, это не западный обычай! Ничего подобного! Я не маленькая! Это вы меня, Ареса-сан, не считаете красивой... – И воскликнула по-русски: – Нету напрасно!
Алексей готов был уступить. Лицо ее в слезах, столько чувства, такая живость, выразительность глаз. Ему льстило в душе ее признание. И это умница Оюки, которая всем казалась недоступной простушкой и вдруг сочинила целый сюжет с петухами... Только Сюрюкети-сан возмущен: мол, какая недотрога, подумаешь!
Оюки много думала. Она уверена, что у Ареса-сан, конечно, есть на родине любовь. И не одна. И все его любят горячо. Все картинки, которые он показывал, изображали молодых и прекрасных женщин: наездница в цирке, девушка с ружьем на баррикадах, танцовщица в кабаре, леди на балу, светская барышня танцует вальс с молодым кавалером. Это, конечно, все он. И все они – влюбленные в него. Они открывают грудь и показывают ему плечи. Это за него они, как европейские женщины, сражаются с ружьем на баррикадах, и спешат к нему на копях, и танцуют только перед ним. Вот какая память у него о западных женщинах! Это мучительно! А ей нет места среди них. Уничтожаешь себя, когда так горячо думаешь и так ярко все воображаешь...
– Это все ты? – спрашивала она, плача и показывая картинки.
– Нет, это не я! Оюки, я уже говорил вам, что это не я.
– Ах, Ареса-сан... любой японец не стал бы разводить такие сантименты. Зачем переживания, когда я готова быть с тобой и я не хочу слушаться отца и не хочу идти к Сюрюкети-сан – потомку русского императора. И отец уехал по торговым делам!
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 120
