убираться подобру-поздорову и больше не попадаться ему на глаза.
Этой же ночью тело Мардония таинственным образом исчезло. Геродот передает различные слухи, ходившие вокруг этого события, но при этом оговаривается, что это не более чем досужие разговоры. Впрочем, вряд ли здесь обошлось без Павсания, который мог посмотреть сквозь пальцы на то, чтобы его противник получил достойное погребение. Спартанец был, прежде всего, воином и имел собственные представления о том, что такое честь. Об этом свидетельствуют его разговор с Лампоном и история с дочерью эллина Гегеторида с острова Кос. К Павсанию пришла наложница персидского военачальника Франдата и рассказала о том, что была похищена из дома отца на Косе. Когда она попросила о помощи, то полководец передал женщину на попечительство бывших с ним эфоров, а затем по ее просьбе отправил на Эгину.
После того как резня в лагере закончилась, Павсаний позвал к себе на обед стратегов. Когда все военачальники собрались, командующий перед началом трапезы решил немного пофилософствовать. Он показал товарищам по оружию на обед, приготовленный поварами Мардония, а затем на пищу, изготовленную его спартанскими слугами, и произнес: «Я собрал вас, эллинские граждане, ради того, чтобы показать вам безумие вождя мидян: привыкши к такому образу жизни, он пришел к нам, чтобы отнять у нас столь жалкие крохи» (IX, 82).
Взаимное согласие между союзниками царило недолго. Как только речь зашла о том, кто получит награду за храбрость и воздвигнет на поле битвы трофей, все стратеги между собой переругались. Спартанцы крепко повздорили с афинянами, и дело едва не дошло до драки, но вмешался Аристид. Стратег приструнил своих коллег Леократа и Миронида, заявив, что данный спор надо вынести на обсуждение всех союзников. Пусть они решают, кто более достоин награды, афиняне или спартанцы. Это решение устроило спорщиков, и они вынесли дело на третейский суд. Теперь в трудном положении оказались те, кому предстояло вынести вердикт, поскольку какое бы решение они ни приняли, это только усугубило бы проблему. Феогитон из Мегары прямо заявил, что не исключает возможности вооруженного столкновения между афинянами и спартанцами. Положение спас коринфский стратег Клеокрит, предложивший дать награду платейцам. Он исходил из того, что на их земле произошла судьбоносная битва, а сами они храбро сражались за Элладу. Пусть платейцы получат из общей добычи 80 талантов, а афиняне и спартанцы поставят каждый по трофею на поле битвы. Аристид и Павсаний оценили находчивость Клеокрита и дали согласие от имени сограждан. Конфликт, грозивший большими неприятностями, был потушен.
* * *
На следующий день победители стали делить добычу. Она была действительно огромной, поскольку илоты обшарили не только персидский лагерь, но все поле боя. С убитых снимали украшения, дорогое оружие, доспехи. Шатры персидских военачальников в буквальном смысле слова были набиты золотой и серебряной утварью, немало предметов из драгоценных металлов было найдено в обозе. Приказ Павсания собрать трофеи илоты выполнили, но при этом извлекли немалую выгоду для себя, поскольку сумели утаить от своих хозяев немало драгоценностей. Все свое богатство илоты продали по смешной цене эгинцам, наварившим на этой сделке неплохой капитал: «Таким образом, у эгинцев впервые с этого времени собрались большие богатства именно потому, что они платили за золото как за медь» (Herod.IX, 80). При этом илоты умудрились не заметить немалое количество ящиков с сокровищами, впоследствии найденных жителями Платей.
Часть добычи союзники отделили для передачи в Дельфы, Олимпию и святилище Посейдона на Истме. Для храма Аполлона в Дельфах был изготовлен золотой треножник, который водрузили на медную змею и поставили около алтаря. Что же касается Олимпии и Истма, то в них на эти средства были изготовлены из меди статуи Зевса и Посейдона соответственно.
Покончив с делами богоугодными, военачальники занялись проблемами насущными. Удивительно, но при дележе трофеев не возникло никаких конфликтов: очевидно, что люди, на которых была возложена эта ответственная миссия, действовали по совести и справедливости. Всех воинов, отличившихся в битве, было решено поощрить ценными подарками. Но особенно отметили Павсания. Командующий получил в десять раз больше, чем остальные военачальники, причем не только золота с серебром, но также женщин, коней, верблюдов и прочего разного добра. Павсаний, воспитанный на законах Ликурга и с детства приученный к скромности и неприхотливости в быту, неожиданно для себя стал очень богатым человеком. Вопрос заключался в том, пойдут ли все эти сокровища на пользу храброму спартанцу.
Затем было погребение павших воинов. Геродот оставил подробное описание этого обряда, причем сообщаемая им информация подтверждает тот факт, что не все союзники успели принять участие в битве: «Лакедемоняне сделали три могилы: в одной погребены были ирены[78], в другой – прочие спартанцы, в третьей – илоты. Так погребали лакедемоняне. Тегейцы похоронили всех своих в одном месте, отдельно от лакедемонян; всех вместе афиняне схоронили своих, а мегарцы и флиунтцы – своих, тех, которые убиты были конницей. Могилы всех этих эллинов были наполнены телами. Что касается могил остальных эллинов, какие также виднеются подле Платей, то, как я слышал, это – могилы тех эллинских народов, которые, устыдившись безучастия своего в решительной битве, насыпали ради потомства пустые земельные насыпи. Действительно, там есть и так называемая могила эгинцев, насыпанная, как рассказывают, уже десять лет спустя после этого по просьбе эгинцев их проксеном, платейцем Клеадом, сыном Автодика» (IX, 85).
По завершении траурных мероприятий Павсаний собрал военный совет, чтобы обсудить дальнейшие планы ведения войны. Персы из Эллады изгнаны, но остались их многочисленные союзники. И самый главный из них – Фивы. Стратеги единодушно высказались за поход против фиванцев, и на одиннадцатый день после разгрома армии Мардония союзники подступили к стенам Фив. Павсаний приказал фиванцам выдать сторонников персов, однако получил отказ. После этого город был взят в осаду, началась подготовка к штурму.
Но бои за Фивы затянулись. Союзники штурмовали стены, фиванцы успешно оборонялись, и все попытки Павсания овладеть городом ни к чему не привели. Зато отправленные им по разным направлениям отряды в течение двадцати дней подвергали Беотию жуткому разгрому. И именно это оказало решающее влияние на умонастроения в осажденном городе. На собрании граждан фиванцы решили принять ультиматум Павсания, открыть ворота и выдать сторонников персов. Как свидетельствует Геродот, проперсидские элементы в Фивах вовсе не испугались такого решения, поскольку наделись подкупить Павсания и стратегов. Или же если дело
