боевого духа, еще не был покоренным и превышал по численности пришельцев, был единственно возможный ответ. Ничто и никто осенью 1641 г. не мог предотвратить восстание в Ирландии. Оно не было похоже ни на одно из тех восстаний, о которых король знал, как, например, в Шотландии, с ее организованным протестом. Оно было стихийным взрывом, движением, во главе которого на протяжении всех десяти лет не появилось ни одного лидера, который мог бы полностью возглавить его.
В Дублине, в ночь на 22 октября, Оуэн О'Конолли, не совсем трезвый, постучал в дверь Уильяма Парсонса и объявил, что завтра, в субботний рыночный день, отряд ирландцев под командованием лордов Мак-Магона и Макгира захватит Дублин. Парсонс в эту же ночь арестовал Мак-Магона дома, но Макгир был предупрежден и бежал; на следующее утро его обнаружили спрятавшимся в курятнике на окраине города. Городские ворота были сразу же закрыты и базар отменен. Весь день, вплоть до глубокой ночи, Парсонс и члены совета допрашивали заключенных. Двое молодых людей вели себя дерзко и вызывающе; зная, что захват Дублина был всего лишь частью более обширного плана, они с надеждой ждали известия, которое вполне могло прийти еще вечером. Но оно пришло в полночь, когда обеспокоенный совет все еще продолжал заседать. Это была первая из многих ужасающих вестей, которые обрушились на Дублин, посеяв тревогу и ужас. Люди клана О'Нил окружили замок, где находились жена и дети лорда Блейни, и осадили замок Монахан, гарнизоном которого командовал лорд, старый валлийский воин. В Восточном Ольстере повстанцы жгли фермы и сгоняли поселенцев с насиженных мест. Они захватили Ньюри и угрожали Белфасту. На вершинах холмов зажигались сигнальные костры, которые передавали весть о восстании и призывали соотечественников к оружию. В то время как правительство находилось в нерешительности, не зная, что предпринять, а поселенцы продолжали спасаться бегством, клан О'Нил собирал силы. Огромное войско, по приблизительной оценке в 20 тысяч человек, устремилось к Дроэде. Белфаст был уже отрезан.
Король, как обычно, играл в гольф в Лейте, когда 27 октября ему впервые сообщили о событиях в Ирландии. Подобно сэру Фрэнсису Дрейку, но только в иной ситуации, он прекратил игру. Позже в этот день он представил это чрезвычайное сообщение шотландскому парламенту.
Парламент пребывал в нерешительности. Однако никто не понимал, что это нечто большее, чем очередной инцидент в борьбе за власть между королем и его подданными. Аргайл знал о соглашении короля с Антримом; именно он защищал юго-западное побережье Шотландии от возможного ирландского вторжения, которое именно Карл поддерживал за два года до этого. Вряд ли он сомневался, что Карлу кое-что известно о нынешнем восстании. Специальные посланцы английского парламента разделяли его опасения. Полгода назад у них постоянно была на уме загадочная фраза Страффорда: «У вашего величества есть армия в Ирландии». Не является ли это ирландское восстание просто восстанием друзей короля? Поведение короля было корректным, он порицал восставших. Он просил о помощи для восстановления мира в Ирландии. Английские представители обратились к королю с просьбой вернуться в Англию для консультаций с парламентом, а Комитет сословий образовал комиссию для рассмотрения положения в Ирландии, но приостановил ее дальнейшую работу до тех пор, пока она не получит сообщения о намерениях английского парламента.
Курфюрст Пфальцский в частном письме к другу, заседавшему в палате общин, немедленно сообщил об этом решении. Он никак не комментировал его, но его беспокойство о возможном распаде союза шотландцев и английского парламента показывает, насколько он был не согласен с политикой своего дяди и его искреннее желание узнать, что же действительно происходит в Ирландии. Вероятно, в это же самое время могло прийти в Эдинбург известие об освобождении его младшего брата Руперта, хотя оно не привлекло к себе особого внимания. Условия освобождения Руперта, обговоренные английским послом в Регенсбурге, включали в себя его обещание впредь никогда не воевать с императором. Но Руперт был профессиональным солдатом – если он откажется от борьбы с императором, то с кем ему тогда воевать?
Что касается короля, то он писал со своим обычным оптимизмом Николасу: «Надеюсь, плохие новости из Ирландии, может, все-таки подействуют на безумства, которые имеют место в Англии». Восстание в Ирландии представлялось ему событием, которое он может использовать в возобновившейся борьбе за власть с английским парламентом.
Палата общин собралась вновь 20 октября в Вестминстере, но ее ряды поредели. Чума все еще продолжала свирепствовать в столице, и парламентарии не спешили приступать к работе. Демобилизованные солдаты представляли явную опасность, и надписи, появлявшиеся на стенах домов, содержали открытые угрозы Пиму и парламенту. Какой-то злоумышленник послал ему грязную рогожу, которая, как утверждали, была заразной, взятой у чумного больного. Лондонские отряды ополченцев под командованием графа Эссексского охраняли палату общин от возможного нападения городских смутьянов. Страх насилия мешал дебатам парламентариев, которые обсуждали «инцидент» и его допустимую связь с армейским заговором, и Пим предложил для рассмотрения новые свидетельства этого дела.
Лорд-хранитель Литтлтон 1 ноября официально сообщил парламенту новость о восстании в Ирландии. Пим сразу обратил внимание на двор, заявив о просьбе представить точный список слуг королевы. Ее духовник, отец Филип, отказался ответить на вопросы, поставленные ему парламентом, под тем предлогом, что не может клясться на протестантском переводе Библии. По правде говоря, отец Филип ничего не знал об ирландском восстании, но опасался, что при ответе на вопросы случайно откроются неудобные факты о продолжавшихся дружественных связях королевы с Ватиканом.
Палата общин, надеясь обнаружить иностранных агентов, стоявших за всеми проблемами в Ирландии, перехватывала все письма из Дублина к послам католических держав в Лондоне и взломала дипломатическую почту испанского посла. Но опасность иностранного вмешательства в ирландское восстание была не столь серьезной угрозой по сравнению с тем, какие последствия оно могло иметь для внутренней политики страны. Джон Пим, так же как и король, понимал, что должен использовать происходящие события для укрепления власти парламента в борьбе против короля, и одновременно видел, каким образом этим может воспользоваться король. Необходимо было провести мобилизацию армии для подавления ирландского мятежа. Основной целью короля в его борьбе против парламента было именно установление контроля над вооруженными силами. Пиму было очевидно, что переданные в подчинение королю войска будут им использованы не только для подавления ирландского восстания, если вообще собирался их для этого использовать. Год назад король действительно намеревался задействовать ирландскую армию против шотландцев и – это было частью обвинения Страффорда – хотел даже использовать ее против своих противников в Англии. Эта распущенная ирландская армия теперь объединилась с мятежниками;
