голодны, у них нет никакой политической программы, но они невольно показывают, какая нелепица получилась из нашей собственной программы, которую мы подкрепили всем могуществом современного флота и оружия. Если голод и болезни выкосят население еще недавно цветущего города, то и нам несдобровать. Наша администрация малочисленна и бессильна. Смит, Маркес, Вейд бьются как рыбы об лед; однако их не слушают и не обращают внимания на их призывы.
Наши приказы по армии и флоту! «Синие жакеты» так грабят, что их пришлось на другой день после боя вернуть на эскадру. Ливень тушил пожары, вспыхнувшие во время бомбардировки. Теперь наши патрули бегают с пожара на пожар, а машины для качки воды таскают на руках военные кули. Но поспеть всюду невозможно. У китайцев был свой порядок. Теперь, когда во взятом нами городе китайского порядка нет, мы оказываемся в ужасном положении.
А толпы текут из города в поля. Помнится, такой же черный людской поток из Вестминстерского собора, растекающийся по улицам и казавшийся неиссякаемым. Кантон выбрасывает из себя массы народа, и он все еще многолюден.
Какой ужас! Британцы прославили себя на весь мир умением торговать. А тут уходят покупатели манчестерских и ливерпульских товаров. Кантонский рынок, это золотое дно для Китая и для Англии, погибает у меня на глазах. Коммерция и с ней политика будут подорваны. Положение завоевателя бедственное. Если так все идет, то даже отвратительный опиум, этот яд для слабодушных, никто не будет покупать, оскудеет основа британского процветания в Гонконге. Ошибаются те, кто видит в нас лишь кровавых завоевателей, какими бывали орды фанатиков на континенте Азии и Европы. В завоеванных народах мы прежде всего видим покупателей и сразу же начинаем продавать им наши товары. Какую массу изделий распространяем мы по всем странам мира. Это не столько завоевания, сколько приобщение целых народов к современной мировой торговле. Поэтому мы обязаны действовать по возможности гуманно. Пробуждать в народах новые потребности — наша цель, а не фанатическое истребление масс, целых народов или целых категорий населения, как делают тайпины. «Кровавые завоевания фанатиков, — говорил в Индии генерал-губернатор Джон Каннинг, — придут после нашего владычества, после нас, именем великих идей, которые создаются нашими же оборванными интеллектуалами на лондонских улицах».
Что же делать?
Когда мы разовьем в завоеванных народах интересы и приучим их к нашим товарам, они захотят знаний, и мы охотно отзовемся. Желая воспитать новые цивилизованные народы, мы отдадим им хотя бы часть нашего образования, подкрепляя этот процесс развитием торговли. Но идеи породят сознание зависимости, протест против колонизаторов и стремление к обособлению. Идеи нигилизма найдут почву и в колониях.
Но что же делать в Кантоне? Как быть, как избежать нам полного разгрома после блестящей победы?
Элгин ежедневно съезжал со своего парохода на берег и часами занимался в ямыне, как мэр китайского города. Теперь он также как губернатор двух Гуаней. Но на ночь он отправляется в свою надежную плавучую резиденцию.
Сопротивления войскам, стоящим в городе, нет. Торговля замирает. Если город опустеет, то коммерсанты потеряют миллионные доходы. Товары не имеют сбыта. Китайцы уверяют, что больше никто не курит опиума: некому. Никому не нужен привоз английских товаров и нет доставки китайских. Запасы на складах иссякают.
Китайские торговцы прибегают в ямынь, умоляют, просят прислать солдат. Закрытый магазин взломан, идет грабеж. Теперь уже грабят не «синие жакеты» и не солдаты, а сами китайцы. Команда посылается на разгон преступников. Убийц и злодеев солдаты стреляют на месте. Купцы благодарят, платят за спасение, дают серебро; не все берут и не все отказываются. Но это война внутри Кантона с невидимыми армиями преступников все разрастается и начинает походить на повальное бедствие.
Элгин поначалу, как мэр или полномочный мандарин из Пекина, осматривал храмы, школы, общественные места и торговые ряды, намеревался посетить тюрьмы. Но быстро все пустеет. В городе повальные болезни, люди умирают на улицах, бродят тысячи голодных детей, они доверчиво бросаются к каждому европейцу, умоляют дать им еды.
Даже к матросам, ворвавшимся в Кантон с боем и насилиями, и взрослые, и дети осмеливаются подходить. Вокруг красного мундира собирается толпа. А наш солдат при этом бывает что срывает шляпу с уличного торговца барахлом, берет его за косу и обучает вежливости, объясняя, что надо снимать шляпу и кланяться при виде европейца.
— Снимай шляпу! — подкрепляет он свой урок тумаком под ребро.
«Вот как мы развиваем интересы в наших покоренных народах», — подумал Элгин, наблюдавший сегодня такую сцену. Он не выдержал:
— Вы! Джек! У них нет обычаев снимать шляпу. Кто же из вас дикарь?
С каждым днем Элгин все более убеждался, что ему тут невозможно со всем справиться. Он получил образование европейского экономиста и теперь убеждался, как глупа эта наука в сопоставлении с экономической практикой. В этом городе, до вступления в него войск союзников, существовал закон и соблюдался порядок. Теперь Элгин, со своим войском, флотом, с военной полицией, с запасами и снаряжением, почувствовал себя бессильным пловцом среди бескрайнего моря. Накормить всех невозможно. Каждый завоеватель должен помнить, завоевывая народы, что их надо накормить, иначе они вымрут и некого будет учить производить богатство и некого эксплуатировать, согласно законам политической экономии; исчезнет смысл войны ради интересов цивилизации. А в отношении Китая эта истина особенно верна. Можно посоветовать никому с ним не связываться. Конечно, можно идти дальше, за Кантон, брать город за городом, и этим ставить себя в свою империю во все более зависимое от Китая положение. В Кантоне забушевал тайфун китайского протеста, и Элгин, с грустью глядя в глаза «синих жакетов» и солдат, всем, кому он отдал приказ стрелять по этому городу и брать его боем, хотел бы разрешить то, что разрешить никогда и никому не удавалось. Цель достигнута. Е взят в плен. Стены Кантона взорваны. Превосходство англичан на суше доказано. Посланы новые требования в Пекин допустить западных послов в столицу, открыть реки Китая для плавания европейских судов. Настояния открыть страну для торговли и для въезда иностранцев подтверждены. Все, что мы желали, исполнено. Но затруднения только еще начинаются. Неужели наша армия и флот будут разгромлены еще ужасней, чем мы разгромили Кантон?
В ямыне происходили встречи и беседы с французским послом бароном Гро, с адмиралами и генералом.
Офицер с переводчиком и конвоем послан был за бывшим гражданским губернатором Кантона, а другой за маньчжурским генералом. Не оставалось ничего другого, как обратиться за помощью к китайцам и вернуть им всю власть в городе. Мы сильны, но не надо
