если что-то случится с тобой, это случится и со мной, но это не мешает мне бояться, что я каким-то образом потеряю тебя. Я сделаю всё, чтобы добраться до тебя, если что-то случится. Меня ничто не остановит, — признался он. — Отчасти я понимаю, почему сенатор сделал то, что сделал. Чёрт, не отчасти. Я полностью понимаю, и знание того, что я буду делать, если потеряю тебя? Да, это меня тоже пугает.
Дрожь покатилась вниз по моему позвоночнику.
— Если бы моя жизнь не была связана с твоей, а с тобой что-то случилось? Если бы тебя забрали у меня, ничто не помешало бы мне вернуть тебя. Я бы отправился на край света. Я бы отдал всё, что у меня есть, — сказал он. — Я знаю, что это неправильно. Я знаю, как плохо это может кончиться, но я бы сделал это. И это не потому, что если ты умрёшь, то умру и я. В смерти ничто не удержит меня от тебя. В этом я клянусь.
Это было неправильно. Скорее всего, всё пойдёт плохо, но я прошептала:
— Я сделаю то же, — и это было правдой. — А если тебя убьют? — даже думать об этом было больно. — Я сделаю всё, чтобы вернуть тебя.
— Знаешь что? Я чертовски уверен, что не позволю каким-то правилам разлучить нас. Ни страх увидеть, как тебе будет больно, и уж точно не страх, что мне будет больно. Во мне много всего, Трин, но трусости нет. И в тебе нет.
— Нет, — прошептала я.
Эта полуулыбка переросла в улыбку, такую, что разбила и залечила моё сердце за несколько ударов. Это была улыбка, полная обещаний и возможностей, и, чёрт возьми, я не была трусихой. Мои пальцы запутались в его волосах, когда я выдохнула.
— Почему это всплыло сейчас, а не две ночи назад? — спросил он.
Потому что тогда ещё были стены. Я не понимала этого до сих пор, пока эти стены не исчезли.
— Потому что ты подарил мне звёзды, а это значит, что это… это нечто большее.
Его большой палец скользнул по моей щеке.
— Не знаю, что для тебя значит больше, но это значит, что я люблю тебя, Тринити Линн. Что я влюблён в тебя.
Я не знала, кто двигается первым, кто кого целует. Мы были разлучены, а потом нет. Он был нежным и мягким, как будто это был наш первый поцелуй, и было что-то более сильное в этом поцелуе, и, возможно, это был наш первый настоящий поцелуй. Я скользнула руками по его щекам и раскрыла губы.
А потом стало бесконечно больше.
Это была любовь, которую я чувствовала к нему, любовь, из-за которой я превратилась во множество крошечных, запутанных узлов. Это была любовь, которая текла через меня, даже если слова никогда не слетали с моих губ.
Это была любовь, которая подпитывала потребность дать ему что-то такое же прекрасное, как звёзды, которые он подарил мне, и я знала только одну вещь, о которой однажды сказала мне Джада.
Соскользнув с его колен, я схватила его за рубашку и потянула. Он не нуждался в просьбах, подняв руки и позволив мне снять рубашку, а когда я потянулась за его брюками, он встал, скидывая ботинки. Он раздевался. Я помогала. Я в основном отвлекала его во время процесса, заставляя его сильные ноги дрожать. На самом деле, я отвлеклась, изучая и исследуя на ходу, прижимаясь поцелуями к его бедру.
Затем, только когда он поднял меня, я выскользнула из штанов и отбросила их в сторону, встретившись с ним взглядом.
— Я хочу тебя.
— Это совершенно очевидно, — его глаза блеснули, когда он потянулся ко мне.
— Я хочу, чтобы ты был тем, кто ты есть на самом деле, — добавила я, держась за край своей футболки.
Зейн открыл рот, потом закрыл. Не совсем тот ответ, которого я ждала.
— Ты мой Защитник. Ты Страж. Я хочу тебя.
Он тяжело опустился на край кровати.
— Ты знаешь, что это значит?
Я знала, что это значит.
По словам Джады, именно так поступают Стражи, когда спариваются, и это было почти так же, как у людей, они разделяли это только со своими женщинами. Для Стража это было истинное выражение любви, и хотя я не могла этого сделать, я знала, что это будет означать.
Потом мне пришло в голову, что, возможно, это делает ситуацию слишком серьёзной. Он любил меня. Я могла бы каждый день смотреть в потолок и видеть его любовь, но это может быть слишком, слишком рано. Смущение поползло по моей коже.
— Ты не должен, — поспешно сказала я. — Это было просто… неважно. Это глупо и слишком рано. Можем ли мы забыть об этом?
— Нет, — его зрачки вытянулись вертикально. — Это не глупо и не слишком рано. Просто… — удивлённое выражение появилось на его лице, и он покачал головой. — Ты меня удивляешь.
Я покраснела совсем по-другому, но потом Зейн поднялся и показал мне, кто он на самом деле.
Я едва не перестала дышать, когда он протянул мне руку.
— Навсегда.
— Навсегда.
Я вложила свою в его руку, и когда его пальцы сомкнулись вокруг моих, он вернулся к кровати и сел. Я почувствовала, что воздух не поступает в лёгкие, когда поставила колени по обе стороны от его ног.
Его глаза были широко раскрыты, светлые и светящиеся, когда он смотрел на меня. Его заострённые когти зацепились за ткань моей рубашки, и он приподнял её. Я протянула руку, пальцы нащупали крошечные крючки на моём лифчике. Он осторожно опустил голову, его пальцы побежали за бретельками, когда они соскользнули с моих рук и упали на пол. Я прикоснулась к его щекам и снова посмотрела ему в глаза. Наклонив голову, я наклонилась и поцеловала его. Его вкус запечатлелся на моей коже, ощущение его тела, когда я скользнула рукой вниз по его груди, по напряжённым мышцам живота и ещё ниже, и звук его стона отозвался эхом, как молитва.
Последовала пауза, чтобы взять средство защиты, а затем я слегка приподнялась, чтобы снова опуститься, моё дыхание смешалось с его. Зейн не торопил меня и не шевелил ни единым мускулом. Я знала, что он не сделает этого, пока я не сделаю, вечно терпеливый, пока я приспосабливалась, и когда я двигалась, это было не похоже ни на что, что я чувствовала раньше.
— Трин, — простонал он.
Его руки лежали на моих бёдрах, его ногти нежно касались моей кожи. Его рука обхватила мою талию, осторожная
