кармана пиджака маленькую коробочку и протянул женщине:
– Мой небольшой подарок тебе. Прими как искупление вины за долгое отсутствие.
Она открыла коробочку, и лицо ее медленно стало меняться, восторженно покачала головой, смотря на украшение:
– Ты всегда отличался отменным вкусом, Павел, – похвалила и тут же наигранно возмутилась: – Но зачем такой дорогой подарок? Для нас ты сам уже подарок. – Посмотрела в его карие глаза, а потом, как бы найдя согласительную форму своего поведения, произнесла: – Впрочем, если ты от чистого сердца, тогда я принимаю подарок, не могу отказать себе в таком приятном удовольствии.
– От чистого, от чистого, – засмеялся Хавин, отчего красивый овал и тонкие черты лица стали еще более выразительными.
Когда пообедали и расположились в гостиной, повелась неторопливая беседа как бы обо всем, но в общем-то ни о чем, так приятное времяпрепровождение. Только где-то в середине собеседования Людмила неожиданно произнесла, что вся эта история с Истровской заставляет ее задуматься над женскими судьбами. Ведь по сути Алла – это несчастная женщина.
– Теперь, конечно, несчастная, черт бы ее побрал! – недовольно буркнул Анатолий, и кадык на его горле заходил, а длинноватый нос еще больше вытянулся вперед.
– Вы бы лучше попытались ее понять, чем осуждать, – настойчиво сказала Людмила, скорее для Хавина, чем для своего мужа, и вздохнула. – Не все же меряется одними деньгами, в конце концов.
– Конечно, не все, только Истровская почему-то без денег не обошлась, причем без чужих денег, – продолжал возмущаться Анатолий, сопровождая свои слова мимикой на лице. Он сидел на диване и кидал вопросительные взгляды на Хавина, расположившегося в кресле, как бы ожидал одобрения своему возмущению, но Павел молчал, глядя в сторону.
– Вам трудно понять женщину, потому что вы оба – сухари! – решительно заявила Людмила. Молчание Павла настораживало ее. – Другую такой обман сломал бы в два счета, а Алла держится. Этому надо отдать должное. – Жена Анатолия настойчиво продавливала свое мнение, чувствуя, что защитить Истровскую в этих обстоятельствах некому. Знала, конечно, что та будет сама упорно отбиваться, но самой в подобном положении трудно говорить о себе, а вот чужая точка зрения может оказать положительное воздействие.
– Мы отдаем должное, но вот сможет ли она свои долги отдать? – уже более примирительным тоном замурлыкал Анатолий, он не хотел спорить с женой, он всегда считал, что женщину переспорить бесполезно. К тому же Павел по-прежнему молчал, и Адаевский терялся в догадках, какие мысли бродили у того в голове. Ему сейчас не хотелось бы, чтобы его мнение не совпало с мнением Хавина. – И что это ты ее защищаешь? Адвокатессой к ней нанялась, что ли? – Анатолию глубоко внутри было не очень по душе, что Людмила так упорно заступалась за Аллу. Ведь Павел мог подумать, что это согласованная позиция жены и мужа, однако это было не так. Он просто не имел права оправдывать Истровскую. Его задачей было вернуть деньги, а не входить в положение Аллы. Обеление ее действий как бы делало Анатолия сообщником Истровской, что было противно ему. Конечно, чисто по человечески Аллу жалко, но убытки, которые она принесла, подарив деньги мошенникам, были немалыми. К тому же жалость тоже должна иметь свои границы.
– Я понимаю, что деньги большие, – сказала Людмила, трогая пальцами короткую стрижку. – Но поставьте себя на место Истровской. Женщина, может быть, первый раз в жизни встретила человека, который показался ей именно тем, кого она искала всю свою жизнь. За такого человека любая женщина, не задумываясь, отдаст не только деньги, но целиком жизнь. Да, Алла ошиблась, но разве вы в своей жизни никогда не ошибались?
Анатолий разумел, куда клонила его жена. Ведь убытки может принести всякий человек. Но когда они допускаются в результате ошибки, тогда и судить человека нужно по-иному. В данном случае Истровскую как бы приходилось судить за любовь. А если так, тогда никто сильнее не сможет наказать Аллу, кроме нее самой.
Но Людмила на все смотрела глубже, хитро, по-женски копнула под Павла, будто бы спрашивала у него: разве тебя не обманывали в любви? Разве ты не готов все выложить за ту единственную, которая перевернула бы твою жизнь и навсегда осталась рядом с тобой?
Хавин понимал подтекст Людмилы. В нем боролось два чувства. Одно чувство было эмоцией обыкновенного простого человека со всеми его недостатками, ошибками и страданиями, а другое было разумом бизнесмена. Однако ни одно из двух не брало верх.
Он не оценивал сейчас степень ошибки Истровской, сначала хотел получить результаты проверки. Множество раз ему приходилось принимать различные решения, и никогда он не колебался, когда требовали обстоятельства. Сейчас обстоятельства требовали быть твердым и холодным. Но на этот раз что-то в нем преломилось, и Павел ощутил колебание. Это произошло еще до того, как он оказался в доме Адаевских. Уже в Москве начал задумываться. Потому и решил разобраться на месте.
И в данный момент тоже молча раздумывал, может, в чем-то Людмила была права, но она рассматривала одну сторону проблемы, а он должен был видеть ее со всех сторон. Копаться в любовной истории Аллы ему претило, его интересовал бизнес, а не чувства обманутой женщины. Между тем слова Людмилы заставляли заглянуть в себя.
По себе он знал, что с возрастом рубцы на сердце заживают все хуже. Хоть у Истровской сильный характер, но все-таки она – женщина, а ведь даже он, мужчина, нелегко переносил боль в душе, когда его бросали те, кого он любил. И здесь возникало чувство жалости к Алле. Но он сжимал зубы, нет, так не годится, нельзя руководствоваться чувством жалости. Нужна холодная голова.
Кожа кресла под ним зашуршала, когда он досадливо зашевелился. Нахмурил брови. Тонкие черты лица обострялись.
Людмила видела, как Павлу не хотелось больше слушать ее. Анатолий также заметил это и стал умоляюще таращить глаза на жену, дескать, замолчи или смени тему разговора. Но Людмилу несло. Она сидела на стуле, опираясь локтем на крышку стола, и словами долбила, как дятел, в одно и то же место. Молчание Хавина напрягало все больше. Ну, хоть что-нибудь сказал бы. Однако тот ничего не говорил.
Анатолий начинал закипать, недовольный женой. Ведь она ведала, что бизнес должен приносить доход, а бизнесмен, допускающий убытки, из бизнеса выбрасывается как ненужное звено. Прерывая жену, он безудержно застрочил:
– Ты совсем заговорила Павла! От Аллы уже оскомина. Лучше расскажи, как мы тут поживаем. Человек пять лет не был в нашем доме, тебя пять лет не видел, а ты ему Истровской голову засоряешь. Пускай она
