останавливаясь, он расшатанной походкой направился к выходу и вышел со двора.
— Сеня, — обернулся Матвей к Айзману, — пойдем, я напишу телеграмму, ты ее пошлешь срочно через Бюро в Тихорецкую и советую тебе ехать немедленно по линии, где есть хоть какие-нибудь вооруженные дружины, чтобы они немедленно собирались в Ростов. А мы здесь все, что нужно, сделаем для самозащиты. Можешь ты немедленно отправиться?
Айзман кивнул головой.
— Идем... Анатолий и Бекас управятся здесь с убитыми, и соберемся все у меня потом.
— Хорошо...
титься. После восстания ему в Ростове нельзя будет оставаться.
Матвей с горечью подумал о том, как безнадежны мечты девушки, и посоветовал:
— Жди, Боня, и делай что-нибудь! Благодаря тому, что ты ничего не делаешь, чувство тебя гнетет. А ты хоть с какою-нибудь фабрикою связалась бы. У тебя в Нахичевани знакомые есть, значит, не трудно заняться хоть с кружком конфетчиц.
— Пробовала... Сейчас есть дело только тому, кто умеет стрелять.
— Обожди немного...
— Обожду еще. Попробую хоть ухаживать за ранеными...
— Хорошо...
С непонятной тяжестью на душе расстался Матвей с девушкой. Проводив ее до города, Матвей возвратился и дорогой догнал направлявшихся к нему Бекаса и Сабинина. Товарищи рассказывали ему новости: Айзман уже уехал по направлению к Новороссийску. В городе сегодня казаки схватили одного санитара, носившего фамилию Гуревича и думая, что это председатель Совета Депутатов Гурвич, убили его и повырывали ему руки. Вчера было в городской думе совещание, на котором Сапрыкин и ротмистр Карпов добились передачи всей власти Макееву для усмирения рабочих. Стрельба по столовой — не что иное, как начало действий Макеева.
Не успели войти в квартиру Матвея товарищи, как Нюра впустила еще одного неожиданного посетителя.
Это был отец Анатолия, пожелавший видеть сына и державшийся в тени от других посетителей.
— Толя, Толечка, дружинники сказали мне, что ты пошел сюда. Ты не сердись, я по делу к тебе, а не потому, что соскучился, нет, нет! Извините, товарищи, что я обеспокоил вас, сейчас Толя возвратится. Одно слово скажу тебе, Толя, пойдем!
Анатолий вышел за трогательно стеснявшимся его стариком в сени.
Через несколько минут Анатолий возратился с нервно подергивавшимися мышцами лица и плотно сжатыми губами над молодым подбородком. Он узнал еще одну подробность обстрела столовой.
* *
*
Когда раздался первый выстрел из пушек, по Каланчевской улице в верхней части Темерника шел один из разоруженных Бекасом городовиков, бывший артиллерист Татарчук.
Татарчук, оглянувшись на выстрел, одним взглядом нашел место, где расположилась батарея и тут же увидел, где разорвался выпущенный снаряд: это было у основания купола темерницкой церкви, расположенной по одной линии со столовой, блеснул огонь и оторвался угол крыши.
Специалист наводчик Татарчук сразу понял, что это значит: батарея, очевидно, имела распоряжение стрелять по столовой в Совет. Но после второго выстрела снаряд снова разорвался над церковью.
Татарчук одно мгновение соображал, что ему делать. В это время его взгляд остановился на входе в казарму пожарной каланчи, возле которой он стоял. Он это сопоставил в уме с тем обстоятельством, что батарея на пустыре находилась в непосредственной близости к полицейскому участку, в котором он служил и который находился в ближайшем к Пустырю здании, и у него сразу сложился план указаний артиллерийскому командованию о том, как сделать верный прицел.
Татарчук быстро вошел в помещение казармы и потребовал телефон участка.
Здесь он, захлебываясь от собственной находчивости и ревностного усердия, через дежурного околоточного передал:
— Ваше благородие! Скажите начальнику батареи, что выстрелы попадают в церковь. А чтобы в Совет попадали, надо правее брать...
Командование батареей именно в участке и находилось. Совет городового был немедленно использован. Когда снова начались выстрелы, Татарчук выскочил на улицу и чуть не подпрыгнул от радости. Снаряды попадали в цель.
Тогда он хотел вернуться еще раз к телефону и предупредить, что теперь прицел взят правильно. Но когда он вошел в сторожку, то вдруг увидел, что двое пожарных встретили его такими ощупывающими взглядами, от которых ему сделалось жутко. Рассказывавший что-то ранее пожарным беспризорный, по всей вероятности, старик натягивал на себя рваное пальто. Женщина-стряпка загородила Татарчуку дорогу и исступленно на него крикнула:
— Ну, что еще надо? Нету у нас телефонов для всяких пустяков. Чорт вас тут носит к телефону, а я полы должна мыть каждый раз! Марш отсюда, чтобы ноги больше не было.
Пожарные отвернулись от вошедшего.
Татарчук вышел и только теперь понял, что собственно им было сделано. Необычайный страх сковал все его движения, он оглянулся по сторонам и вспомнив, что почти рядом живет его сестра, торговка семячками, не пошел домой, для чего нужно было спуститься в нижние улицы Темерника, а направился к калитке домика сестры. Он не заметил вышедшего из казармы Старика, который, увидев, куда пошел Татарчук, возвратился к пожарным, чтобы расспросить у них, кто живет по соседству с каланчей.
Этот старик в рваном пальто забулдыги был отец Сабинина. Через несколько минут он вышел и, спустившись к мастерским, стал разыскивать сына. Он нашел его у Матвея.
* *
*
Анатолий, выслушав сбивчивое, но достаточно полное сообщение отца о Татарчуке, молча обнял его, подержал полминуты в объятиях и затем коротко сказал:
— Иди домой, отец! Спасибо... Я каюсь за то, что у нас раньше было с тобой.
Забитый старик дернул сына за рукав, крякнул, чтобы не выдать подступивших к горлу спазм, и торопливо поцеловал Анатолия в голову. Затем он вышел, и кхекая, затопал по двору.
Возвратившийся к товарищам Анатолий изложил им суть беседы с отцом и сообщил, что Татарчук еще находится у сестры.
Все на минуту задумались. Напрашивались сами собою неотложные действия.
— Ну, идемте тогда...— поднялся Бекас.
— Идемте! — решил Матвей.
Все трое товарищей, проверив револьверы, вышли из комнаты.
Часа через два Матвей возвратился домой.
В этот вечер были убиты пристав Слюсарев, на квартире, и выслеженный по дороге от сестры к своему дому городовой Татарчук.
Ночью Матвей получил условную телеграмму, сообщавшую о том, что дружина из Тихорецкой ночью выехала и ее надо встретить.
* *
*
Утром еще до рассвета Матвей послал на вокзал двух товарищей из штаба дружинников, занявших помещение школы вблизи мастерских.
Когда тихоречане выгрузились, их позвали в сборный цех мастерских. Здесь, под командой готового на все Кубанца, выстроившись в две шеренги, стояло пятьдесять человек с пятилинейными старого образца винтовками и сорок шесть человек револьверщиков.
Еще ранее сестра Матвея и мать
