О Вышний Свет, над мыслию земною Столь вознесенный, памяти моей Верни хоть малость виденного мною И даруй мне такую мощь речей, Чтобы хоть искру славы заповедной Я сохранил для будущих людей! В моем уме ожив, как отсвет бледный, И сколько-то в стихах моих звуча, Понятней будет им твой блеск победный.
[ «О Боже, — это призыв Данте, — „над мыслию земною/ Столь вознесенный“, настолько превышающий наши жалкие человеческие слова (в том смысле, что нашей мысли не дано даже отдаленно приблизиться к глубинам Божественного), даруй мне эту благодать: „памяти моей / Верни хоть малость виденного мною“, позволь мне вспомнить хоть малую толику того, что я увидел, когда Ты мне явился. „И даруй мне такую мощь речей, / Чтобы хоть искру славы заповедной / Я сохранил для будущих людей“. Дай моей речи способность выразить хотя бы отсвет, малейший отблеск, „искру“ Твоей славы, которую я смог бы оставить как свидетельство потомкам, тем, кто будет меня читать в грядущие века, всему человечеству, потому что тогда люди узнают о Твоей победе, о том, что Ты Господь, и им будет легче жить. Даруй мне способность совершить этот труд „для пользы мира, где добро гонимо“[292], во благо людей, моих несчастных братьев».]
И это при том, что столь многие называют «Рай» «бесплотной» кантикой, оторванной от современной жизни… Данте осознает свою задачу и свою ответственность, понимает, что то, что ему было дано увидеть, должно принадлежать всем и навсегда, он не может оставить это только для себя. Позвольте мне вспомнить в этой связи пронзительные слова, произнесенные папой Франциском во время встречи с представителями католических движений в канун Пятидесятницы: «Иисус стучит в наши двери не только для того, чтобы войти, но и для того, чтобы выйти». Это удивительный образ: может быть, ты даже встретил Христа, но Он мог задохнуться в порочном воздухе твоей замкнутости, твоего одиночества. Единственный способ для того, чтобы Он вошел, — позволить Ему выйти. По-настоящему нашим становится только то, чем мы делимся, это закон природы, и об этом мы уже говорили. По-настоящему твое, неотъемлемо тебе принадлежит только то, чем ты делишься с миром, сообщаешь, выкрикиваешь, иначе ты это теряешь. «Католический»[293] означает данный всем, отданный миру. И Данте прекрасно знает об этой ответственности.
Свет был так резок, зренье не мрача, Что, думаю, меня бы ослепило, Когда я взор отвел бы от луча. Меня, я помню, это окрылило, И я глядел, доколе в вышине Не вскрылась Нескончаемая Сила. О щедрый дар, пославший смелость мне Вонзиться взором в Свет Неизреченный И созерцанье утолить вполне!
Данте начинает рассказ о невозможном, о том, как он увидел Бога.
[«Свет был так резок», но я выдержал эту резкость, потому что понимал, что если отведу взгляд, то я пропал. Невозможно, никак невозможно оторвать взор, когда мы видим Истину. Это сложно, это требует усилий, режет глаза, но это происходит естественно — невозможно заставить себя оторваться от созерцания этой красоты, этой правды.