Лапута спустился по одному длинному пандусу, потом по другому. Двумя этажами ниже оставленного им «Лендровера» подошел к припаркованной двухдверной «Акуре», которая чирикнула, когда он открыл центральный замок нажатием кнопки на дистанционном пульте управления.
Этот парень пришел в торговый центр не за покупками. Он пришел за новыми «колесами».
Какой-то автомобиль, «Лендровер» или «Акура», определенно являлся «клинексом»[80], который использовали для совершения преступления, а потом бросали. Может быть, «клинексом» были оба автомобиля.
У Рискового возникла мысль арестовать Лапуту по обвинению в подозрительном поведении.
Нет. Он не мог пойти на такой риск. Во всяком случае, с уважаемым университетским профессором. С учетом того, что дело «блондинки в пруду» вот-вот получит известность и влиятельный член городского совета станет его злейшим врагом. Группа РДППО уже вела расследование, связанное с обстоятельствами убийства Гектора Икса. При сложившихся обстоятельствах любая ошибка становилась для Рискового пряжей для плетения веревки, на которой его бы и повесили.
Он не имел законных оснований следить за Лапутой. Не вел расследование убийства Мины Райнерд. Весь день использовал оплачиваемый городом автомобиль и служебное положение для того, чтобы помочь другу. Уже сунул свою штучку в тиски и сам завернул их, так что арест профессора грозил бы ему немалыми неприятностями.
Усевшись в «Акуру», не подозревая о слежке, Лапута захлопнул водительскую дверцу и завел двигатель. Наклонился к радиоприемнику. Наверное, настраивал его на любимую станцию.
Рисковый взлетел на два этажа, к седану департамента полиции.
К тому времени, когда он выехал из гаража торгового центра, в надежде перехватить «Акуру», Лапута уже растворился в ночи.
Глава 76
— Вы знаете шоколадный напиток, который называется «Йо-хо»? — спросил Фрик.
— Пил несколько раз, — ответил мистер Трумэн.
— Вкусная штука. А вы знаете, что «Йо-хо» можно хранить практически вечно и он не испортится?
— Понятия не имел.
— Они используют специальный процесс стерилизации на пару, — поделился с ним своими знаниями Фрик. — И пока бутылка остается закрытой, напиток столь же стерилен, как, скажем, содержимое закупоренного флакона с раствором для контактных линз.
— Никогда не пил раствор для контактных линз, — признался мистер Трумэн.
— А вы знаете, что цибет используется в косметической промышленности?
— Я даже не знаю, что такое цибет. Фрик просиял, услышав эти слова.
— Это густые желтые выделения, которые выдавливают из анальных желез африканской циветы.
— Однако эти циветы очень уж послушные.
— Эти зверьки, млекопитающие, живут в Азии и Африке. Они выделяют больше цибета, когда возбуждены.
— В таком случае их, наверное, приходится постоянно держать в возбужденном состоянии.
— Чистый цибет пахнет ужасно, — продолжил лекцию Фрик, — но если смешать его с чем нужно, запах получается очень даже неплохой. Вы знаете, что в тот момент, когда вы чихаете, весь организм на мгновение перестает функционировать?
— Даже сердце?
— Даже мозг. Наступает маленькая временная смерть.
— Тогда… больше никакого перца в салате!
— Чихание вызывает увеличение внутреннего давления во всем теле, но особенно воздействует на глаза.
— Мы всегда чихаем с закрытыми глазами, не так ли?
— Да. Если бы вы попытались сильно чихнуть с открытыми глазами, один из них мог бы вылететь из глазницы.
— Фрик, я понятия не имел, что ты у нас — ходячая энциклопедия малоизвестных фактов.
Фрик улыбнулся, довольный собой.
— Мне нравится знать то, чего не знает большинство людей.
Обед шел гораздо лучше, чем он ожидал. Куриные грудки в горько-лимонном соусе, рис с лесными грибами, спаржа, все шеф-повар приготовил на славу, и ни сам Фрик, ни мистер Трумэн пока еще не умерли от пищевого отравления, хотя мистер Хэчетт, возможно, решил сдобрить ядом десерт.
Поначалу разговор шел о фильмах вообще, потом о фильмах Манхейма в частности. Но оба чувствовали себя не в своей тарелке, говоря о Призрачном отце. Пусть слова произносились только хорошие, получалось, что они сплетничают за его спиной.
Фрик спросил, каково это — работать детективом по расследованию убийств. Особенно ему хотелось знать, приходилось ли мистеру Трумэну иметь дело с жестокими убийствами, изуродованными телами, садистами-убийцами. Мистер Трумэн ответил, что тема эта — не для застольного разговора и уж тем более не для ушей десятилетнего мальчика. Зато начал рассказывать полицейские истории, в основном забавные, некоторые грубые, но грубые лишь настолько, чтобы Фрик сделал вывод, что лучшей беседы за обедом он никогда не вел.
Когда мистер Трумэн сообщил, что на десерт мистер Хэчетт приготовил кокосово-вишневый торт, Фриктут же поделился своими знаниями об островном государстве Тувалу, экспортере кокосов, чтобы внести свою лепту в разговор.
Тувалу перекинуло мостик ко многому тому, что он знал, в частности к самой большой паре обуви, сорок второго размера[81]. Ее стачали для гиганта из Флориды. Звали его Харлей Дэвидсон, и он не имел никакого отношения к компании по производству мотоциклов. Длина туфель сорок второго размера составляла двадцать два дюйма! Мистер Трумэн аж присвистнул.
Гигантская обувь плавно перетекла в «Йо-хо», цибет, чихание, и, когда они добивали торт, по-прежнему не испытывая симптомов отравления мышьяком, Фрик спросил:
— Вы знали, что моя мать лежала в психушке?
— Не обращай внимания на неприятное, Фрик. Кроме того, это не соответствующие действительности домыслы прессы.
— Но ведь моя мать не подала в суд на тех, кто так говорил.
— В этой стране знаменитости не могут подавать на людей в суд только потому, что те распространяют о них лживую информацию. Им надо доказывать, что за ложью стоял злой умысел. А это сложно. Твоя мать не хотела проводить в зале суда долгие месяцы. Это логично.
— Пожалуй. Но вы знаете, что могут подумать люди.
— Не уверен, что понимаю тебя. Так что могут подумать люди?
— Какая мать, такой и сын. Мистер Трумэн искренне рассмеялся.
— Фрик, все, кто тебя знает, просто представить себе не могут, что ты был в психушке или когда-нибудь туда попадешь.
