Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 146
Александр… При воспоминании о нем, о наших поцелуях, его взгляде, полном любви, слезы брызнули у меня из глаз. Каким же искренним он казался! Нет, он был слишком хорош, чтобы быть настоящим. Жаль, я тогда этого совершенно не понимала. Тихонько поплакав, я уснула.
Разбудила меня Амалия, принеся ужин. Потом появилась медсестра, как я поняла, работающая в ночную смену. Но с этой особой я даже не захотела знакомиться, настолько отталкивающим был весь ее внешний облик, кричащий о собачьей преданности своему делу и доктору Бенсону в частности. Подозреваю, что эта грымза, как я ее мысленно окрестила, была тайно в него влюблена. Думаю, доктор вряд ли отвечал взаимностью, учитывая полное отсутствие фигуры у грымзы: она была плоская, как доска, причем со всех сторон, а лицом очень походила на лошадь. А доктор Бенсон был довольно привлекательным мужчиной: лет тридцати пяти, шатен, спортивное телосложение, пронзительный взгляд зеленых глаз.
Грымза сделала мне укол, и я моментально уснула. Так прошел мой первый день в психиатрической клинике доктора Хорна.
Вспоминая те кошмарные дни, в который раз хочу сказать спасибо моей любимой бабуле за то, что она сделала все, чтобы я свободно говорила на многих иностранных языках. Страшно подумать, что я делала бы здесь, в чужой стране, если бы еще и не знала английского!
Утро следующего дня ничем не отличалось от предыдущего: завтрак, утренний укол, таблетки, сон, визит доктора Бен-сона, разговоры ни о чем, обед, ужин, таблетки, укол, снова сон. И если все таблетки я старательно топила в унитазе, то избежать ежедневных инъекций мне не удавалось. Через несколько дней я заметила, насколько пагубно это отражается на моем состоянии: я стала вялой, апатичной, соображала медленно. Больше всего на свете мне хотелось лежать в кровати и спать, меньше всего — бежать куда-то. А куда, кстати, я собиралась? И зачем? Мне и тут хорошо, тихо, спокойно… И уже безо всякой негативной реакции я отзывалась на обращенное ко мне «мисс Эштон». Временами мне действительно казалось, что я — Мэри Эштон, сумасшедшая наркоманка, которую определил сюда полечиться любящий брат… Да, у меня бывали моменты просветлений, когда я четко осознавала, что бежать надо и что-то делать уже давно пора, но с очередным уколом весь боевой настрой улетучивался. Не знаю, чем бы все это закончилось, если бы в один из таких дней после осмотра доктор Бенсон вдруг не заявил:
— Поздравляю, мисс Эштон, поздравляю нас обоих: прогресс налицо.
— О чем вы? — безучастно спросила я.
— Вас уже не преследуют навязчивые идеи о похищении, о том, что вы — это не вы. Вы старательно выполняете все рекомендации, стали более уравновешенной, стабилизировались. Я весьма вами доволен.
— Вы меня выписываете? — с надеждой спросила я.
Доктор расхохотался:
— Нет, дорогая! К сожалению, об этом пока не может быть и речи. Но я перевожу вас в обычную палату, с ослабленным режимом. Теперь вы сможете читать, гулять в парке. Также вам разрешены посещения родственников раз в неделю. Кроме того, я отменяю все инъекции, оставляя только поддерживающие ваше состояние препараты.
Ко мне вернулась способность мыслить.
— Спасибо, доктор! — от души поблагодарила я его.
— Не за что, мисс Эштон! И еще: сестра Амалия переходит в общее отделение, поэтому вы снова будете под ее чутким присмотром.
Две потрясающие новости сразу! Я хотела расцеловать его…
После завтрака меня перевели на этаж ниже. Я впервые покинула свою палату и попыталась рассмотреть всё, что встречалось на моем пути, когда в сопровождении санитара и Амалии следовала в новую палату. Но, к сожалению, ничего особенного я не увидела: мы прошли по длинному коридору, по обеим сторонам которого располагались палаты, аналогичные моей бывшей. Из некоторых доносились крики и стоны, от которых волосы у меня вставали дыбом. В конце коридора была лестница, ступени которой вели и вверх, и вниз. Наша процессия спустилась на пролет ниже, после чего мы попали в такой же коридор, только двери палат в нем были обыкновенными, с ручками и окошками, из чего я сделала вывод, что никаких скрытых камер в общем отделении нет.
— Какой это этаж? — спросила я у Амалии.
— Второй, — ответила она, не оборачиваясь. Значит, я лежала на третьем.
— А всего сколько этажей? — решилась я на еще один вопрос.
— Три, мисс. Но на третьем только острое отделение с боксами для буйных, а здесь и частично на первом этаже — общее отделение. Вот мы и пришли.
Молчаливый санитар открыл дверь моей новой палаты, и мы вошли внутрь. С радостью я увидела окно, пусть наполовину закрашенное белой краской, но все-таки окно! Сквозь стекло даже видна полоска голубого неба. Я готова была разрыдаться от счастья. Вот, оказывается, что чувствуют заключенные!
— Ну как вам тут, мисс Эштон? — спросила меня Амалия. На секунду мне показалось, что я в своем шикарном номере в отеле Довиля, а передо мной стоит моя милая Максин. Дверь на террасу открыта, меня ожидает любимый завтрак: яйцо, кофе и сок, а с улицы слышен людской гомон, смех, гудение машин. Набережная, по которой лениво прогуливаются туристы, пляж, моя бухта, в которой ласково шумит и плещется Ла-Манш. Жарко… Солнце печет… Лекс… «Не помешаю, мадемуазель? Можно вас сфотографировать?» Все это нахлынуло на меня так остро, так живо, что я чуть было не задохнулась от боли и тоски по своей прошлой счастливой жизни.
— Здесь просто здорово, — запоздало ответила я на вопрос Амалии, пряча от нее свои подозрительно заблестевшие глаза.
— Располагайтесь, мисс, потом можете выйти и осмотреться.
— Правда? — взволнованно спросила я. — Можно самой выходить из палаты?
— Ну да, — улыбнулась Амалия. — Вам разрешается посещать библиотеку на первом этаже, а также выходить в парк, но только на один час. Вы можете использовать его сразу, а можете распределить по частям, как вам угодно. В любом случае все время прогулки записывается и фиксируется персоналом.
— Спасибо, — сказала я, — это чудесно! Я прямо сейчас и выйду…
Амалия проводила меня до лестницы, показала дорогу, и мы попрощались. Я чуть ли не бегом спустилась на первый этаж. Он мало чем отличался от второго, хотя стены здесь были выкрашены не в опостылевший мне белый цвет, а нежно-зеленый. От лестницы вправо уходил длинный коридор с палатами, а слева располагался просторный холл, в котором я сразу увидела изогнутую стойку регистратора, за которой сидела медсестра. Слева от стойки находилась деревянная дверь, с табличкой: «Администрация. Посторонним вход воспрещен», и я решила, что кабинеты врачей расположены именно там, за этой дверью. Напротив регистратора был выход из здания. Перед ним за столом сидел санитар, который записывал фамилию каждого входящего и выходящего пациента и отмечал время. Я назвала ему свою нынешнюю фамилию.
— Сколько будете гулять? — спросил он.
— Полчаса, — ответила я, решив еще раз выйти перед ужином, — скажите, а как я пойму, что уже пора возвращаться?
Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 146
